Ирония судьбы, или С легким паром
Шрифт:
— Конечно, нет. Там надо было заранее заказывать столик. Так и встречал, в красном кресле…
По радио объявили:
— Пассажиров, вылетающих на Москву рейсом двести сорок вторым, просят пройти на посадку…
Лукашин засуетился.
— Нет ли у вас двух копеек?
— Этой суммой я располагаю… — Пассажир достал монетку и протянул Лукашину. — Не могу сказать, чтобы у вас был счастливый вид..
— Спасибо… — Лукашин кинулся к автомату.
В квартире у Нади зазвонил телефон.
Надя, конечно же, слышала звонок, но не снимала трубку. В автоматной будке Лукашин все еще надеялся, что трубку снимут. Надя грустно слушала протяжные звонки…
Торопился самолет из Ленинграда в Москву. В самолете летел Лукашин. И казалось ему, что он слышит Надин голос.
Пока жива, с тобой я буду — Душа и кровь нераздвоимы… Пока жива, с тобой я буду — Любовь и смерть всегда вдвоем Ты понесешь с собой, любимый. Ты понесешь с собой повсюду. Ты понесешь с собой повсюду Родную землю, милый дом.С аэродрома Лукашин ехал в рейсовом автобусе. Лукашину досталось место у окна, он привалился к нему плечом и безучастно смотрел на перелески, на поля, — их вытеснили потом ряды домов, одинаковых, как граненые стаканы.
Но если мне укрыться нечем От жалости неисцелимой. Но если мне укрыться нечем От холода и темноты..И снова звучал Надин голос. Будто Надя была где-то рядом.
За расставаньем будет встреча Не забывай меня, любимый! За расставаньем будет встреча — Вернемся оба, я и ты.Вскоре после того, как автобус пересек кольцевую дорогу, Лукашин вышел. И на него накинулась метель. Под ветром и снегом он шел сквозь пустой елочный базар, мимо запертых киосков, а метель играла воздушными шарами и сердито рвала бумажные гирлянды.
Но если я безвестно кану, Короткий свет луча дневного. Но если я безвестно кану За звездный пояс, млечный дым..И снова ответил Надин голос. Это было как наваждение.
Я за тебя молиться стану. Чтоб не забыл пути земного. Я за тебя молиться стану. Чтоб ты вернулся невредим.Лукашин все еще шел, избитый метелью, ежась от холода и от горя.
Трясясь в прокуренном вагоне, Он стал бездомным и смиренным, Трясясь в прокуренном вагоне, Он полуплакал, полуспал. Когда вагон на скользком склоне ВдругМаленькая фигурка Лукашина брела мимо старинной церкви.
И никого не защитила Вдали обещанная встреча, И никого не защитила Рука, зовущая вдали. С любимыми не расставайтесь! С любимыми не расставайтесь! С любимыми не расставайтесь! Всей кровью прорастайте в них! И каждый раз навек прощайтесь, И каждый раз навек прощайтесь, И каждый раз навек прощайтесь, Когда уходите на миг.{5}Лукашин остановился около своего парадного и в отчаянии прислонился к дверному косяку. Потом резко вошел в подъезд.
Услышав знакомые шаги, в переднюю выбежала мама, взбудораженная, взволнованная, и обрушила на сына град вопросов:
— Объясни мне, что произошло?.. Я ничегошеньки не понимаю! Я вся изволновалась! Куда ты пропал? В чем дело? Где Галя?
— Я был в Ленинграде! — коротко, но ясно ответил сын.
— Где?! — ахнула мать.
— В Ленинграде! Я устал, я хочу спать! — Лукашин поплелся в комнату.
— Значит, ты опять сбежал в Ленинград! — сделала вывод Марина Дмитриевна.
Лукашин присел на тахту и заученно забубнил:
— Ты знаешь, что каждый год, 31 декабря, я с друзьями хожу в баню… Так вот, в бане мы выпили, а потом меня случайно, не нарочно, понимаешь, а по ошибке, отправили в Ленинград вместо Павла…
От удивления Марина Дмитриевна даже присела:
— Как это — отправили? Ты что, бандероль, посылка, чемодан? Ты что же, ничего не соображал?
— Ни бум-бум! — ответил Лукашин, снимая туфли.
— До чего же ты распустился! — возмутилась мама. — Как тебе не хватает жены! Надо, чтоб ты хоть кого-то слушался! Представляю себе, как оскорблена Галя!
— Я ей звонил из Ленинграда! — Лукашин прилег. — Я ей пытался все объяснить, но…
— Я бы такого не простила! — продолжала кипеть мама. — У Гали есть телефон?
— Слава богу, нет!
Но Марина Дмитриевна поняла ответ по-своему:
— Тебе объясняться с ней тяжело… конечно… Сейчас я сама к ней съезжу и привезу ее сюда! Если она окажет сопротивление, я применю силу, — мама улыбнулась, — я ее свяжу.
— Мама! — Голос Лукашина прозвучал умоляюще. — Не огорчай лежащего!
— Ты уже не хочешь жениться на Гале?! — изумилась Марина Дмитриевна.
— Мама, я встретил другую женщину!
— Где? — Мама была потрясена.
— В Ленинграде!
— Когда?
— Сегодня ночью.
— О господи! И поэтому ты расстаешься с Галей?