Исаак Лакедем
Шрифт:
Коринф, Коринф! Ты был столь любим Венерой, что она даровала тебе спасение, вняв мольбам своих жриц — твоих куртизанок. Ты, выкупив у афинян рабыню Лаис, сделал ее своей любимейшей дочерью и воздвиг ей гробницу, украшенную изумительной скульптурой львицы, лапой придерживающей барана — символ безграничной власти! Коринф, утоляющий жажду неиссякаемыми слезами нимфы, оплакивающей смерть своего сына, которого случайно задела стрелой богиня охоты. Как, должно быть, ты был хорош во время Истмийских игр, привлекавших всю Грецию на узкий перешеек, отделяющий Саронийский залив от моря Алкионы! Изящно и плавно раскинувшись на склоне священной горы, ты взирал на корабли, подходившие с двух сторон в твои порты из Тира и Массилии, Александрии и Кадиса и наполнявшие твои обширные склады богатствами Востока и Запада.
Коринф, Коринф! На
Коринф, Коринф! Беспощадный завоеватель обрек тебя на восьмидневный пожар. Из золота твоих сосудов, серебра светильников и бронзы статуй, расплавленных во всепожирающем пламени, был создан металл драгоценнее любого из когда-либо рождавшихся в недрах земли. Коринф! Ты не был разрушен Ксерксом, но пал перед войском Муммия. Возродившись из руин, ты стал еще роскошнее: оделся мрамором, дарованным Юлием Цезарем и Августом. Возникли театр и стадион, амфитеатр и храмы Нептуна, Палемона, Киклопов, Геракла, Цереры, Соблазна. Был там и храм Куртизанок. Их заступничество спасло тебя в первый раз, но не смогло спасти во второй.
Твои площади украшали изваяния Амфитриты, Ино, Беллерофонта, Венеры, Дианы, Бахуса и Фортуны, а Меркурию было установлено две статуи, Юпитеру — три и целая сотня — атлетам-победителям. Были построены бани Елены, Эвриклеи, Октавии… Вспомним, наконец, гробницы Ксенофонта, Диогена, детей Медеи, Схойнея и Лика Мессенского!
И вот, в конце месяца гелафеболиона ты, прекрасный Коринф, еще не разоренный тремя разрушительными жатвами статуй и картин, свезенных Римом из твоих храмов, с твоих площадей и улиц, мог бы с удивлением наблюдать человека, сошедшего с одного из легких суденышек, что бороздят Эгейское море и скользят, как алкионы, между его островами. Он пешком прошел под ветвями одинокой сосны на восточном побережье, оставив слева алтарь Меликерта, а справа — кипарисовую рощу, растушую вдоль укреплений, названных в честь Беллерофонта. У стража Кенхрейских ворот он справился, где можно найти философа Аполлония Тианского. Получив ответ, что тот, кого он ищет, наверное, беседует с учениками под сенью платанов у источника Пирены, неизвестный стал карабкаться по извилистой тропе, ведущей к Акрокоринфу, даже не бросив взгляда на город.
Тот, о ком справлялся путешественник, действительно был там, и нет ничего удивительного, что первый же встречный смог правильно указать это место. Уже целый месяц как философ, чье имя все произносили с удивлением и восхищением, вернулся в Коринф в сопровождении пяти или шести своих учеников, с которыми посетил Азию, Индию, Египет и Италию. Не трудно понять любопытство, возбуждаемое этим необыкновенным человеком, притягивающим к себе всеобщее внимание. В противоположность незнакомцу, прибывшему через Саронийский залив и высадившемуся в Кенхрейской гавани, философ прибыл со стороны моря Алкиона в Лехейскую гавань.
Никто в то время не мог сравниться с Аполлонием Тианским, одаренным столь невероятными способностями, что возводили смертного из ранга мудрецов, философов и героев в ранг полубога. У него было все: выдающиеся таланты, доброе имя, красота, почти божественное рождение.
Благодаря то ли тайным ухищрениям науки, то ли врожденному дару, то ли покровительству богов Аполлоний обладал преимуществами, с первого взгляда поражающими и простых людей, и утонченные души. Приближаясь к шестидесяти, он выглядел как человек, едва переступивший порог первой молодости. Хотя никто не замечал, чтобы он особенно предавался изучению языков, все наречия мира были ему знакомы. Иногда, внимательно прислушиваясь к шуму деревьев, пению птиц или крику диких животных, он даже развлекался тем, что переводил окружающим эти звуки природы, будь то рев зверя или шелест травы. Как и последователи
Он долго жил в Эгах и почти все время пребывания там посвятил занятиям медициной в храме Эскулапа под присмотром жрецов, служителей этого сына Аполлона, причисленного к богам за благодеяния, оказанные человечеству. Закончив учение, Аполлоний занялся врачеванием,
более походившим на чудотворство. Он победил чуму, которая успела охватить целую область, исцелил одержимого, в которого вселился демон. Он вызывал тени умерших и беседовал с ними. Наконец, решив пополнить знания, полученные в Греции, науками, известными в других странах, Аполлоний всего с двумя или тремя учениками отправился в далекое путешествие. Он побывал в Малой Азии, Месопотамии, Вавилоне. Затем пересек Кавказ, прошел по берегам Инда, пробыл некоторое время у царя Фраота, проник в Индию, достиг Замка мудрецов, беседовал с учеными браминами и даже с самим Иархом, который был в Индии тем же, кем Аполлоний был в Греции.
Убедившись, что эти обладатели древней премудрости не могут научить его ничему, чего бы он не знал, Аполлоний продолжил путешествие. Возвращаясь через Египет, он виделся и беседовал с Эвфратом и Дионом и пролил свет на чудеса Мемнона. Пытаясь отыскать истоки Нила, он поднялся выше третьего порога. В тех местах он встретил и укротил сатира. Затем он спустился до Александрии, где поразил всех ученых своими рассуждениями о золоте, которое несет Пактол, и о древности мира. В Антиохию он прибыл во время землетрясения, объяснив его причину и предсказав его конец; там он нашел клад, передав его бедному отцу семейства, имевшему четырех дочерей на выданье, вернул здравый рассудок юноше, влюбленному в статую Венеры, и вылечил больного бешенством. В Ионии его приняли за божество; оттуда он отправился в Аттику и наконец в Афины, посетив по дороге Элевсин. Затем он пересек Мегариду и достиг Коринфа, где уже несколько дней, как было сказано, привлекал к себе всеобщее внимание.
Необходимо учесть, что коринфяне всегда были весьма падки на чудеса. Зная преклонный возраст Аполлония, они были потрясены при виде человека лет тридцати — именно на столько выглядел философ — с прекрасными развевающимися волосами, в которых сверкал золотой обруч, с красивой черной бородой, изящно завитой на восточный манер, с живыми, полными юного задора глазами. К тому же в любую погоду он ходил босиком, в белой тоге, надетой на голое тело и перехваченной льняным поясом. Коринфяне с трудом могли поверить, что это Аполлоний, пока один старый человек, смолоду живший в Тиане, не рассказал им историю его удивительного рождения и они, увидев в нем не человека, а полубога, перестали сомневаться.
Предание донесло до нас этот поэтичный рассказ. Согласно ему, Аполлоний, как то явствует из его имени, родился в Тиане. Этот каппадокийский город расположен между Тарсом и Кесарией. Когда его мать была беременна им, ей явился Протей, сын Нептуна и Феники. Мать спросила у божества, каков будет новорожденный, и получила ответ: «Второй Протей!» При этом надо заметить, что у древних чудесные сны почти всегда считались вещими. Странное предсказание побудило будущую мать обратиться к очень известной в том краю сивилле. Та в свою очередь истолковала слова бога в том смысле, что сын, рожденный от нее, будет совмещать в своем уме столько всевозможных знаний, сколько различных свойств воплощено в самом Протее. Так заранее было предопределено, что Аполлоний Тианский станет самым ученым из всех смертных.