Исцеление наших самых глубоких ран. Холотропный сдвиг парадигмы

Гроф Станислав

По мере того как из моего переживания начало исчезать демоническое, я все еще ощущал себя потрясающе эротичным и бросался в бесконечную череду самых фантастических оргий и сексуальных фантазий, и в них я играл все роли. Но при всех этих переживаниях я в то же время продолжал оставаться ребенком, барахтающимся в родовых путях, и рождающей его матерью. Стало совершенно ясно, что секс, рождение и смерть глубоко связаны, а эти исполинские силы обладают какими-то важными общими звеньями с проталкиванием сквозь родовые пути. Я боролся и бился в совершенно разных лицах против разных врагов. Но иногда мне хотелось знать, будет ли этим жутким напастям конец.

Затем в мое переживание вторглась новая стихия. Все мое тело покрылось плотской грязью, липкой и склизкой. Я не мог

сказать, моча это или кровь, околоплодные воды, слизь или вагинальные выделения. Те же вещества, казалось, были у меня во рту и даже в легких. Я рыгал, давился, гримасничал, отхаркивался, пытаясь удалить это из тела и с кожи. И в тот момент на меня снизошло откровение: мне не нужно бороться. Движение приобрело собственный ритм, и все, что мне оставалось делать, это поддаться ему. И тогда мне вспомнилось множество случаев из моей жизни, когда я ощущал потребность биться и бороться, а оглядываясь назад, чувствовал, что это было совершенно необязательно. Как будто я был запрограммирован своим рождением видеть жизнь намного более сложной и опасной, чем она есть на самом деле. Мне кажется, что это переживание смогло открыть мне на это глаза и сделать мою жизнь гораздо более легкой и веселой, нежели прежде.

БПМ-4 (переживание смерти и возрождения)

Эта матрица связана с третьей стадией родоразрешения, с окончательным выталкиванием плода из родовых путей и перерезанием пуповины. Здесь плод завершает предшествующий трудный процесс проталкивания через родовые пути и достигает взрывоподобного освобождения, когда он является на свет. Переживание этой стадии родов может сопровождаться подробными и правдивыми воспоминаниями, такими как переживание анестезии, накладывания щипцов, и ощущениями, связанными с разнообразными манипуляциями акушеров или послеродовыми вмешательствами.

Чтобы понять, почему воспроизведение в памяти биологического рождения переживается как смерть и возрождение, нужно представить себе, что происходящее в этом процессе включает в себя нечто большее, нежели повторное проигрывание первоначального события. Из-за того, что ребенок в процессе рождения полностью ограничен и не имеет никакой возможности выразить свои чрезвычайно сильные чувства и отреагировать на физические ощущения, память об этом событии остается психологически неусвоенной и непроработанной. То, как в позднейшей жизни мы переживаем себя и мир, сильно заражено напоминанием о той уязвимости, беспомощности и слабости, которые мы переживали при рождении. В каком-то смысле мы были рождены анатомически, но эмоционально в это не были вовлечены. «Умирание» и мучения во время борьбы за рождение отражают настоящую боль и действительную угрозу жизни в ходе биологического рождения. Тем не менее смерть эго, которая предшествует возрождению, связана с уничтожением наших старых представлений о том, кто мы есть, и о том, на что похож мир, которые были перекованы травматическим отпечатком рождения.

По мере того как мы прочищаем эти старые программы, допуская их проявиться в сознании, они изживают себя и в каком-то смысле умирают. Каким бы пугающим ни было это, на самом деле все оказывается весьма целительным и даже преображающим. Однако парадоксальным образом, в то время как лишь один маленький шажок отделяет нас от переживания полного освобождения, у нас возникает чувство всеохватного беспокойства и надвигающейся невероятных масштабов катастрофы. Мы чувствуем, что как будто теряется как раз все то, что мы есть; и в то же время мы понятия не имеем о том, что там, с другой стороны, и даже есть ли там вообще что-нибудь. Такой страх заставляет многих людей сопротивляться процессу на данной стадии; и как следствие, они могут психологически застрять на этом в переживании труднопреодолимом участке.

Когда же человек преодолевает метафизический страх, связанный с этим важным узловым моментом, и позволяет всему идти так, как оно происходит, он переживает на всех уровнях свое полное исчезновение. Это включает ощущение физического распада, эмоциональной катастрофы, умственного и философского краха, крайнего

нравственного падения и даже духовной проклятости. Во время этого переживания все привязанности, все, что является важным и значимым в нашей жизни, кажется безжалостно разбитым. Непосредственно сразу за этим переживанием полного уничтожения – ударом о «дно мира» – нас наполняют видения света, сверхъестественного сияния красоты неописуемой, обычно воспринимающегося как сверхчувственное и божественное.

Едва пережив то, что казалось подобным переживанию полного апокалиптического крушения, как на мгновение позже являются изумительные видения божественного света, лучезарных небесных существ, райских пейзажей, великолепной игры всех цветов радуги и самых затейливых узоров. Здесь мы чувствуем, что нам даровано искупление, мы спасены, и наше положение и наша божественная природа полностью восстановлены. Нас охватывает волна положительных эмоций по отношению к себе, к другим людям, к природе, ко всему сущему вообще. Этот вид исцеляющего и изменяющего жизнь переживания происходит тогда, когда рождение было не слишком изматывающим и не осложнено глубокой анестезией. В последнем случае человеку требуется психологическая работа над этими специфическими травмирующими проблемами.

Нижеприведенный отчет о переживании смерти и возрождения описывает типичную картину, характерную для БПМ-4

Тем не менее худшее было еще впереди. Внезапно я, казалось, потерял все свои связи с действительностью, как будто какой-то воображаемый коврик выдернули у меня из-под ног. Все рушилось, и я почувствовал, что весь мой мир разлетается на кусочки. Как будто проткнули чудовищный метафизический пузырь моего существования – исполинский надутый шарик нелепого самообмана лопнул и обнажил всю лживость моей жизни. Все, во что я когда-то верил, все, что я делал или чего добивался, все, что, казалось, придавало моей жизни смысл, вдруг оказалось до крайности поддельным. Это были жалкие, совершенно несостоятельные костыли, на которые я опирался, пытаясь поправить невыносимую действительность существующего. Теперь они были унесены и развеяны подобно легким пушистым семенам одуванчика, обнажив пугающую бездну элементарной истины – бессмысленный хаос экзистенциальной Пустоты.

В следующее мгновение, я оказался пред ужасающим исполинским ликом черной богини – я догадался, что это индийская богиня Кали. Неодолимая сила толкала мое лицо в ее зияющую вагину, заполненную, казалось, менструальной кровью или омерзительным последом. Я чувствовал, что от меня требуется безусловно сдаться силам жизни и женскому началу, представленному богиней. И мне ничего не оставалось, как только целовать и облизывать ее кровоточащую вульву в нижайшей покорности и в безмерном унижении. В это мгновение, ставшее концом и последним пределом всякого ощущения мужского превосходства и мачизма, которое я еще лелеял в себе, я воссоединился с памятью о моменте своего биологического рождения. И моя голова появилась из родовых путей с устами, плотно приникшими к кровоточащей вагине моей матери.

Охваченный неописуемым ужасом, я заметил исполинскую фигуру божества, возвышающуюся надо мной в угрожающей позе. Каким-то чутьем я понял, что это был Бхайрава, индусский бог Шива в своем разрушительном обличье. И я почувствовал громоподобный удар его громадной ноги, которая меня раздавила, вдребезги раскрошив и размазав меня повсюду, как никчемную какашку, так что я ощутил себя исподней мира. И как только я пережил полное уничтожение, явился божественный свет сверхъестественной яркости и неописуемой красоты, его золотые лучи распускались в тысячи изысканных переливчатых узоров. И из этого сияющего золотого света появился облик Великой богини-матери, которая, казалось, воплощала любовь и защиту всех эонов. Раскрыв руки, она простерла их ко мне, окутав меня всем своим существом. Я слился с невероятными силами ее действительности, чувствуя себя очищаемым, исцеляемым и лелеемым. Что-то, казавшееся божественным нектаром и амброзией, какая-то архетипическая квинтэссенция молока и меда лилась сквозь меня в невероятном изобилии.