Исцеление сердца
Шрифт:
И понял, что чувство вины постоянно сопутствует скорби.
Только вот Леиф не был уверен, что знает, как скорбеть не в одиночку.
Любовь к Ольге была другой. Она не была похожа на Торил; его жена была высокой и крепкой, как большая часть их народа. Как и сам Леиф. И все-таки Ольга не казалась слишком чужой. Она была тихой женщиной, сильной, понимающей свою роль.
Но в глубине души она и Торил были совершенно разными. Утрата и горе, испытания и скорби, казалось, делали Ольгу сильнее, а не слабее — как железо, выкованное в огне. Позвоночник не сломался под тяжестью, он согнулся и научился переносить
Его любовь к ней была основана на этой силе. Он хотел забрать ее домой в Гетланд, взять с собой ее братьев — братьев, которые годились ему в сыновья, — и создать семью. Он хотел этого так сильно.
Он застонал ей в губы, а она легко засмеялась и отстранилась. Посмотрев на него, Ольга толкнула его в грудь, и он лег на спину, опустившись на кровать.
Ольга, все еще одетая в спальное платье, заползла на кровать и поднялась над ним, упершись коленями ему в бедра. Это они хорошо знали. Он был слишком большим для ее тела; она не могла принять его полностью, и они нашли способ быть вместе, теряться друг в друге без боли.
Ей нравилось быть сверху, контролировать себя, хотя бы поначалу. Ольга обнаружила, что если опираться на его бедра, она может сама определять для себя, сколько может принять. А Леиф понял, что так получает еще больше удовольствия.
Но в конце она хотела, чтобы он был сверху. Леифу это тоже нравилось. Трудно было быть пассивным, пока Ольга приходила к своему оргазму. Зрелище ее экстаза могло свести с ума любого мужчину.
Однако сейчас в ее взгляде было что-то другое. В ее глазах. Не отрывая от него взгляда, она ослабила ленту на шее платья и стянула его через голову, обнажая свое чудесное тело. Она была худенькая, с изящной фигурой, тонкой талией и маленькой круглой грудью с крошечными темными точками сосков. Холмик ее естества был покрыт темными кудряшками, а остальное тело было почти безволосым.
Тело Ольги было покрыто шрамами, но и они делали ее красивой, заставляли ее силу сиять на лунно-бледной коже.
Что Леиф больше всего любил в ее фигуре, так это ключицы: эти идеальные, изящные арки в верхней части груди. Часто, когда они были вот так одни, он проводил пальцем по их изящным очертаниям.
Он сделал это сейчас, и Ольга улыбнулась ему таинственной ухмылкой. Она поднялась и ухватила его, удерживая, чтобы он мог скользнуть в нее.
Она была шелковисто-влажной, и Леиф застонал, когда ее красивое тело приняло его, ее самая чувствительная плоть заскользила по его плоти. Он закрыл глаза, чтобы сосредоточиться только на этом — идеальном жаре ее самых интимных объятий.
— Открой глаза, Леиф.
Улыбаясь, он сделал, как ему было велено. Затем она совершенно шокировала его. Как только ее бедра начали двигаться, она подняла руки и обхватила себя за грудь. Ольга никогда прежде не прикасалась к себе, но теперь на ее лице вспыхнула улыбка, а пальцы сжали вершинки грудей, играя с ними.
Он убрал руки с ее бедер, желая присоединиться к ней, почувствовать, как ее руки двигаются по ее собственному телу, но она покачала головой.
— Сегодня напрягаюсь я, jah? — спросила она.
Леиф услышал намек на напряжение в ее словах и понял, что она
Так что он лежал и смотрел на нее, и мучился сладкой мукой невероятных ощущений.
Он был почти на грани к моменту, когда она оставила игру в соблазнение и полностью сосредоточилась внутри себя, на своей собственной потребности в освобождении. Он любил этот момент, когда ее глаза и разум теряли фокус, а тело обретало его, когда каждая ее часть двигалась к одной цели.
Она зажмурилась и свела брови. Зубы прикусили губу. Руки опустились с груди на предплечья Леифа. Ее дыхание стало громким и резким, и бедра набрали новый ритм, быстрый и не такой глубокий.
Улучив момент, когда собственное желание стало невыносимым, Леиф сел и обнял ее. Он вонзился в нее на всю длину, и они оба ахнули. Глаза Ольги распахнулись, и Леиф посмотрел на нее.
— Оставайся со мной, — сказал он, слыша в своем голосе намек на отчаянную тоску. — Посмотри на меня. Ольга, послушай меня. Ma armastan sind. Armastan sind kogu s"udamest.
Она замерла в его объятьях, и Леиф был готов застонать — он был так близко. Она была так близко. И все же его слова заставили ее замереть.
Он надеялся, что правильно их произнес. Он хотел использовать ее родной язык, чтобы впервые сказать ей, что любит ее, и он знал эти слова. Но второе предложение: я люблю тебя всем сердцем — он мог только надеяться, что он не пропустил ни слова или звука и не сказал вместо этого что-то ужасное.
Затем она улыбнулась и запустила пальцы в его волосы, чуть болезненное потягивание сказало ему, что кровь из волос он вымыл не до конца. В его жизни так и было — война и кровь, любовь и секс, жизнь и смерть смешались в равной мере.
— Ja ma armastan sind. Ma ei suuda sinuta elada.
Он не думал, что это буквально правда, что она не может жить без него. Она была слишком сильна, чтобы сломаться под любым давлением. Но он верил чувствам, стоящим за этими словами, и он верил, что она любит его так же, как он любит ее. И он верил, что они будут вместе, что она и ее братья будут с ним. Они поедут с ним, и она будет его женой в Гетланде.
Его сердце познает исцеление, как и ее. Леиф позаботится о том, чтобы ее жизнь была спокойной и мирной.
Глядя друг другу в глаза, они нашли свой ритм и пришли к освобождению вместе.
Глава 7
Они больше не были мальчиками, ее братья.
Шестнадцатилетний Антон был на целую голову выше Ольги. Его плечи стали широкими и крепкими, и под носом уже пробивались светлые усы. Даже Калью был выше, чем она, хотя ненамного, подбородок стал тверже, нос — шире, и он уже тоже не был похож на ребенка, которого она знала.