Исцеляющая любовь
Шрифт:
— Что еще за тайны мадридского двора?
— Насколько я понимаю, Ллойд, фамилия Ландсманн тебе ничего не говорит. Ты «Уолл-стрит джорнел» что, не читаешь?
— Читаю, конечно.
— Тогда ты должен был читать о том, что компания «Федерейтед клозинг» только что купила «Ройял лезеркрафт», целиком принадлежащую господину Хершелю Ландсманну. За двадцать восемь миллионов долларов…
— И?
— По этому случаю и в благодарность за то, что его сын получает университетское образование, мистер Ландсманн пожертвовал на наши нужды миллион долларов. При
Крукшанк присвистнул:
— Бог ты мой! А ты с парнем-то знаком?
— Да, немного. Производит впечатление добропорядочного господина. На преступника не похож. Я не удивлюсь, если нарушителем окажется не он.
— В таком случае надо признать, что мы вернулись на нулевую отметку и имеем дело с рыщущим по коридорам маньяком.
— Давай не увлекаться, Ллойд, он всего лишь умертвил нескольких собачек.
— Пока, Кортни. Пока, — предостерег Крукшанк.
Кучка студентов стояла у дверей гинекологического кабинета. В плохо подобранных белых халатах всем было неуютно. К тому же они чувствовали себя обманщиками, поскольку изображали из себя экспертов в области, где являлись не более чем туристами, причем без визы.
Появилась Грета Андерсен. Она излучала удовлетворение.
— Ну и как? — нервно спросил кто-то.
— Никаких проблем. Пациентка была счастлива увидеть перед собой женщину, которой хотя бы знакомы ее ощущения.
Она покачивающейся походкой удалилась, оставив кое-кого гадать, каково было бы обследовать на гинекологическом кресле саму Грету Андерсен.
Вызвали Барни. Он робко вошел в кабинет и остолбенел. Ибо его больная уже лежала в кресле, задрав ноги на специальные скобы. От пояса и ниже пациентка была завешена бумажной простыней, чтобы она не могла рассматривать Барни, пока он будет осматривать ее. Маленький голубоватый луч очерчивал зону, которую, собственно, ему и предстояло обследовать.
В соответствии с правилами при процедуре присутствовала медицинская сестра в качестве наставницы и помощницы. Она помогла Барни натянуть резиновые перчатки, после чего отошла, давая студенту возможность самостоятельно проделать все, что полагается.
Барни посмотрел на больную. Это была крашеная блондинка лет сорока пяти с явными излишками макияжа на лице.
— Здравствуйте, — произнес он по возможности ободряюще. — Меня зовут доктор Ливингстон, я сейчас осмотрю вас, чтобы убедиться, что все в порядке. Пожалуйста, не напрягайтесь и говорите мне, если будет больно. На самом деле больно вам быть не должно. Я это делал уже тысячу раз.
Последнее он добавил по совету Скипа. На что больная ответила одним-единственным словом:
— Вранье!
Не веря своим ушам, Барни приступил к осмотру наружных половых органов и продиктовал сестре:
— Выделений из влагалища нет, клитор без отклонений…
Дальнейший осмотр показал, что бедра, лобок и промежность тоже в порядке.
Пора было пустить в ход зеркало. Оно было холодное, и Барни попросил сестру открыть горячую воду, чтобы согреть металл.
Снова
До шейки он дошел, не причинив, как ему казалось, пациентке больших неудобств. Во всяком случае, она только один раз пробурчала: «О черт!» Ага, вот оно. Теперь надо было зафиксировать расширитель, затянув замок на конце. Потом он взял шпатель, осторожно снял соскоб на грибок и поместил его на подготовленное стеклышко.
Оставалось ручное обследование. Он выставил вперед руку, и сестра выдавила ему на пальцы смазку. Положив левую ладонь женщине на живот, Барни приступил к обследованию и вдруг услышал странные звуки: больная задышала часто-часто.
— Мэм, вас ничто не беспокоит? — встревожился он.
— Вы забыли мне напомнить, док! «Собачье дыхание» помогает сохранять мышцы брюшины в расслабленном состоянии.
— Ах да! Конечно. Большое спасибо.
Больная стала осторожно направлять его левую руку, и в результате ему удалось нащупать матку, определить ее расположение, размер, консистенцию, конфигурацию и подвижность.
— Благодарю вас, мэм, вы молодец.
— И тебе спасибо, малыш, ты тоже не подкачал.
— Я знаю, что сделал этой женщине больно, — твердил Беннет во время обеда. — Она даже стонала. Но я никак не мог найти у нее шейку. У меня на это ушла целая вечность!
— Как хорошо, что мне попалась другая, Ландсманн, — признался Барни. — Мне показалось, ее все это просто развлекало, только что не смеялась. Кто после этого захочет быть гинекологом!
— Перестань, Ливингстон, — возразил Ланс. — Это же были настоящие профессионалки!
— Что ты имеешь в виду? Какие еще профессионалки?
— В следующий раз, когда захочешь кому-нибудь из них провести вагинальное обследование, — пояснил Ланс, — это обойдется тебе в двадцать пять баксов в отеле «Беркли».
— Черил, ты почему мне не сказала, что беременна?
— Хэнк, я сама не была уверена. А как ты узнал?
— Между прочим, это видно по цвету шейки матки.
— Не понимаю: ты злишься потому, что я беременна, или потому, что тебе не сказала?
Он задумался.
— И то и другое, наверное. Скажи, разве нам мало двойняшек? И на что мы будем жить?
— Расходы на новорожденного покроет твоя гарвардская страховка. Какие еще потребуются жертвы?
— Ну ты, возможно, иного мнения, но я считаю жертвой половое воздержание.
— Но, Хэнк, не все же время! Современные акушеры говорят…
— Не надо мне рассказывать, что говорят врачи! Это я и сам могу тебе сказать. И не говори, что после рождения близнецов ты с радостью кинулась в мои объятия. Мне пришлось чуть ли не брать тебя силой!
— Ты хочешь сказать, надо было предохраняться?
— Ну, теперь же в продаже есть таблетки. Эновид, оврал…
— Ты не забыл, что мы католики?
— Перестань, дорогая, мы же в двадцатом веке живем! Готов поспорить, таблетки принимает даже жена президента Кеннеди.