Исцеляющее чувство
Шрифт:
Домой они вернулись поздно. Марк все допытывался, почему она печальна, но, конечно же, Эви ни в чем не созналась. Однако когда она укладывала его спать, то заметила, что он чуть не плачет.
— В чем дело? Разве тебе не понравилось, как мы сегодня проводили время?
— Нет. Это было.., совсем как раньше.
— В смысле? Когда?
— До маминого отъезда. Они с папой разговаривали очень вежливо, но это было ужасно.
Эви застонала. И почему ей такое в голову
— Прости, Марк, мы просто были не в настроении. Завтра все будет в порядке.
Но когда она ушла к себе и погасила свет, то осознала, что невольно солгала мальчику: ничто и никогда теперь уже не будет в порядке…
Она прислушивалась, ожидая, что и Джастин вот-вот пойдет к себе. Неожиданно из гостевой спальни донесся детский крик. Марк! Она бросилась туда. Мальчик, весь в слезах, кутался в одеяло.
— Что стряслось, милый?
— Мама, — захныкал он. — Мама!..
Она прижала его к себе, гладя по спине, и Марк разразился рыданиями.
— Тебе приснился кошмар?
— Нет. — От слез он даже начал икать. — Это был хороший сон.
— Ты так скучаешь по маме, да? — прошептала Эви.
— Мне снилось, она жива и вернулась сказать, что все это была ошибка и она больше не уедет…
— Не плачь.
Эви все же удалось успокоить мальчика, уверяя его, что мама думала о нем постоянно и нет никакой его вины в том, что та уехала. Наконец Марк заснул прямо у нее на плече. Она осторожно уложила его обратно в постель, поцеловала в щеку и выскользнула из комнаты.
В коридоре было темно, но луна давала достаточно света, чтобы разглядеть застывшую мужскую фигуру.
— Ждал у окна каждый вечер… — неожиданно прошептал он.
— Джастин!
— Стоял там часами и думал: сегодня все будет иначе, сегодня она придет.
Он так хорошо понимал Марка. Жаль только, что не знал, как поговорить с сыном напрямую.
Эви, не думая, потянулась к нему и обняла, в точности как только что обнимала мальчика. И Джастин обнял ее в ответ.
— Я был уверен, что она придет, — неожиданно потерянным голосом прошептал он. — Но ее все не было.
— Вы? — недоуменно переспросила Эви.
— Она обещала… — Он ее, кажется, даже не слышал. — Я знал, что она обманет, но все равно продолжал ждать.
Лишь теперь Эви осознала, что Джастин оплакивает не трагедию сына, а свою собственную. И у нее словно пропасть разверзлась под ногами.
Им нельзя было оставаться здесь, в коридоре: Марк мог проснуться и их заметить. Очень мягко она увела мужчину в свою комнату. Там он устало рухнул на постель, по-прежнему не разжимая объятий, и увлек девушку за собой.
Сейчас он не был ни грубым, ни надменным,
— Все в порядке, — прошептала она также, как только что шептала его сыну. — Все будет хорошо. Расскажите мне…
— Я не могу, — хрипло прошептал он, продолжая стискивать Эви в объятиях. — Это слишком тяжело…
Он так страдал, что это было невыносимо. Не выдержав, Эви прижалась к его губам. Они целовались до тех пор, пока Джастин слегка не ослабил хватку и не начал успокаиваться.
Этот поцелуй был не похож на предыдущий: если первый был полон желания и злости, то сейчас Эви чувствовала всепоглощающую нежность и печаль. Она все на свете отдала бы, чтобы помочь этому мужчине.
Наконец он опрокинул девушку на постель, и она сама помогла ему расстегнуть пижаму. Он лег, уложив голову ей на грудь, и замер в неподвижности. Поначалу Эви даже решила, что ничего другого сейчас ему и не нужно. Но затем Джастин принялся ласкать ее, и она убедилась, что их желания ничем не отличаются.
Они любили друг друга торопливо, словно спешили в чем-то убедить друг друга. А когда наконец убедили, то занимались любовью уже очень медленно, с наслаждением, точно изучая доставшееся им сокровище.
И наконец, умиротворенные, вытянулись на постели, купаясь в лунном свете.
Эви поцеловала его.
— А теперь можешь рассказать?
— Не знаю. Я никогда и ни с кем не говорил об этом. Не знаю, с чего начать.
— Начни со своей матери.
— С которой?
Этот ответ поразил Эви. Она даже приподнялась на локте, пристально глядя на Джастина. Чуть помедлив, тот продолжил:
— Первые семь лет жизни я был самым обычным ребенком, жил с родителями и думал, что они меня любят. Но затем женщина, которую я считал своей матерью, забеременела.., и сразу потеряла ко мне интерес. Я случайно услышал ее слова, обращенные к сестре: «Как замечательно наконец родить собственного ребенка!» Так я узнал, что я ей не родной.
— Боже! — Эви не знала, что сказать. — Она поняла, что ты обо всем узнал?
— Нет. Я сам себя обманывал и говорил, что ослышался. Но потом ребенок родился, и притворяться оказалось невозможно. Они любили его — и больше не любили меня. — Джастин вздохнул, притягивая Эви к себе поближе. — Я ревновал, начал плохо себя вести, и от этого мне только сильнее доставалось. В конце концов они решили сдать меня в приют. Я умолял их этого не делать, но они были непреклонны.
— Но как же так можно? — У Эви из глаз покатились слезы. — Ужасная история… Неужели они совсем тебя не любили?