Ищейки Смерти
Шрифт:
— Да, он любит вспоминать свои былые дни, — не смогла скрыть улыбки Бабочка. — Не забывай, что раньше он был уж очень завидным женихом. Женщины по нему кипятком писали.
— Типичный мужлан! — рявкнула Филика.
— Да как сказать… Мы с ним об этом частенько говорили, — стала в защиту Лароуса Джина, — и что тебе скажу: не такой уж он и мужлан. У него было много женщин и, зачастую, сразу. Но с каждой он обходился до того бережно и трепетно… Каждая его любовница просто тонула в роскоши и внимании. И к каждой женщине он находил свой подход, каждую ублажал и учитывал все её предпочтения, — вдруг лицо Джины исказилось от гнева: —
— Хм… — хмыкнула Филика. — Смотри, какая креветка здоровая ползёт!
Джина тут же проткнула копьём ползущее тёмно-зелёное существо с клешнями:
— Не, эт не креветка — омар.
— А знаешь, — начала было Филика, но тут же пришлось закончить: её вырвало. Кусочки не переваренной рыбы и чешуи плавали на взбаламученной водной ряби.
— Что с тобой? — взволновалась Джина.
— Ничего, всё нормально! — огрызнулась Филика. Её покрасневшее лицо заливали две полосы слёз.
— А ну пошли на берег, дорогая, — Джина взяла командиршу под локоть, но та нервно вырвалась, выронив копьё в воду. Оно так и осталось там плавать.
— Всё нормально я тебе говорю, дура тупая, любительница металлических идиотов, слабоумная! — разразилась оскорблениями рыдающая Филика.
— Нет уж, родная, пошли на берег, в тень, — не отступила Джина и крепко схватила Филику за запястье. Лицо командирши было раздражённым и злым, словно у непослушного ребёнка, получившего оплеуху за плохое поведение. Вяло сопротивляясь, но крепко, что матрос дальнего плаванья, ругаясь, она шла следом за тянущей к берегу Джиной.
Бабочка усадила Филику в тени широколистного дерева. Дождалась пока та успокоится и вытрет слёзы.
— Отец, я так полагаю, четвёртый член Ищеек, как его… Тартор? — поразила своей догадливостью Бабочка.
— Тартор? Этот мешок желчи? Если бы он. Ох-хо, если бы это был он а не… — Филика вновь разрыдалась, да так горько, что Джина сама не смогла удержать слёз.
— Так, подружка, успокойся, перестань, — утешала, вытирая свои и её слёзы Бабочка. — Ничего страшного ведь не случилось. Ты беременна. И даже если отец самый последний негодяй на Материке — тебе-то какое дело? Ты родишь прекрасного, здорового ребёнка и воспитаешь его как сама того захочешь. Это ведь замечательно. Мы с Дримом уже третий год не можем зачать ребёнка…
— Да, а если отец… — Филика осеклась. Набедренная повязка вновь расползлась по телу лоскутками, вновь превратившись в костюм, больше похожий на слой второй кожи. — Нет, я не выдержу этого! Я так и знала! Гирен бы изодрал моё лоно! — она вновь горько разрыдалась.
— Ну перестань, перестань, глупенькая, перестань, — шептала на ухо и гладила волосы подруги Джина.
— Нет, не выдержу, нет, — повторяла Филика. Её лихорадило.
— Я была бесплодна… — заговорила, чуть успокоившись, командирша. — Я ведь не могла забеременеть… Как такое могло произойти? Как?!
— На всё воля богов, — пожала плечами Джина.
— Богов! — что бочка пороху взорвалась Филика. — Воля богов! Да будь они все прокляты!
— Да тише ты! — осадила её Джина. — Нельзя так говорить…
— Нельзя говорить? — в заплаканных глазах Филики сверкнули молнии ярости. — А хочешь знать, чьё семя дало росток во мне? Хочешь? Это он подарил мне этот живой костюм, а взамен — изнасиловал! Это был Арахк, бог пауков! Это его ребёнка я буду носить у себя под сердцем!
Джина испуганно посмотрела на Филику. Потом села рядом с
Слёзы высохли. Душевных сил на новые просто не оставалось. Ледяной комок обречённости намертво засел в сердце Филики. Молчание нарушил тихий, нерешительный голос Джины:
— Наши ждут еды…
— Что? — оторвалась от мрачных раздумий Филика. — Ах, еды… Да, нужно ещё ловить…
— Нет, этого вполне достаточно, чтобы скрасить наш вегетарианский рацион, — отмахнулась Джина. — Рядом с лагерем растут кусты спелой ежевики, кокосовые пальмы и фиолетовые деревья с продолговатыми плодами — вполне даже съедобными. Тона недавно насобирала их целую кучу.
— Должно быть, это те самые плоды, что я ела в лесу, — кивнула Филика и, как успокоившийся ребёнок после истерики, утёрла рукой нос. — Вполне съедобны.
— Ты как себя чувствуешь? Идти сможешь? — спросила Джина.
— Чувствую… словно душу кто-то пропустил через кровавые жернова разбитых надежд, — Филика сама не ожидала от себя такого красочного сравнения. — А так — вполне даже нормально. Идти могу, безусловно.
— Вот и славно, — выдохнула Джина.
Они отправились в путь. Джина впереди, показывая дорогу; Филика за ней: понурившись, еле-еле перебирая ногами. Тянущиеся из глубокого леса до воды скалы пришлось обходить по океаническому мелководью. По дороге Бабочка ловко насадила на остриё палки зелено-чешуйчатую рыбину.
Обогнув гряду скал, девушки вышли на песчаный пляж, полный выброшенных к берегу ракушек и причудливых раковин. Вдалеке виднелись навесы из широких листьев и суетящиеся вокруг мыслящие. Пепельно-шёрстный волк вглядывался в сторону подходящих.
— Говоришь, лагерь здесь разбили? — спросила Филика.
— Ну да, а что ещё делать было? — глаза Джины загорелись. — Очутились на Пустом Материке без какой-либо надежды вернуться назад. Отдышались, оплакали Камоорна и, ты уж извини, тебя тоже оплакали…
— Не обижаюсь, — отмахнулась Филика. — Я и сама не надеялась, что с вами увижусь. Ну, и дальше что?
— А дальше-то что делать? — глаза Джины сверкнули хищным блеском. — Смертоптица разрушена, из земли вырвались скелеты древних чудовищ. Что сейчас они творят на Главном Материке — страшно даже представить. Но каким бы не было удручающим положение, руки опускать нельзя! Тебе-то и без меня это известно: вон, из леса горящего вырвалась. Небось, хлебнула ты там лиха… Ну а мы? Не сооружать ведь хлипкий плотик и отправляться на верную погибель в коварных течениях Вечного Океана? И уж точно не в лес идти, с чудовищными зверушками, о которых ты недавно говорила, знакомиться. А ещё хуже — панике поддаться и умереть от какой-нибудь глупости вроде ночного холода или укуса ядовитого насекомого. Хотя от скорпионов и пауков никто не застрахован… Что оставалось делать, чтобы выжить? Бороться! Вот мы и взялись за постройку лагеря. Первую ночь пришлось провести под открытым небом — ничего толкового построить не удалось. Солнце закатывалось, все были уставшие и измученные: работа не спорилась. После того, как первый шалаш, не простояв и десяти минут, распался, решили отложить всё до утра. Благо, хоть съедобных плодов в достатке оказалось. Правда, с пресной водой проблемы были, пока ручеек не нашли в лесу. Теперь за ней по очереди ходим и в скорлупы кокосов набираем…