Исчезание
Шрифт:
Мы начали выказывать друг другу владение английским или, правильнее сказать, принялись спикать на инглише. Как заявил начальник, санитарная служба регистрирует в Анкаре уже двадцать третий случай infarctus cardiacus (сердечный инфаркт), а прививки, сделанные мне как минимум лет девять назад, уже недействительны. А значит, въезд в Анкару мне заказан.
Ситуация была ясна. Разумеется, начальник скрывал истинную причину и в случае, если предупреждение не будет иметь надлежащих действий, не задумываясь, применит крайние насильственные меры.
Наверняка ему был дан приказ задерживать всех граждан, имеющих на предплечье характерный белый шрам, всех «людей Клана»,
Я не решился тут же давить на начальника всякими «где-как-зачем», не стал выпытывать, рискуя вызвать раздражение, причины навязанных мне запрещений, а решил схитрить.
Сделав испуганный вид — как если бы и вправду верил в неминуемую смерть, ждавшую меня в Анкаре, — я вышел из К П П, сел в «бугатти», приехал в ближайший населенный пункт и снял хибару.
Там я целую неделю втирал в себя миндальную шелуху, красил шевелюру, прилаживал к лицу фальшивые усы и бакенбарды и сумел сделать себя неузнаваемым. Надев серый бурнус, я затесался в актерскую труппу, направлявшуюся в Анкару, — где Центр игр и развлечений (карты, рулетка и т. д.) устраивал шумный праздник, — в два счета выбил визу, затем разрешение и без труда пересек КПП.
Некий приятель дал мне верительную записку к юристу, живущему в Анкаре. Я сменил местный бурнус на прежнее платье чужестранца и, не сняв накладные усы и бакенбарды, нацепил пенсне, придавшее мне весьма внушительный вид.
А еще, предвидя, как в любую минуту первый же встречный, глядя на меня, заинтересуется предплечьем, завязал, да еще и заклеил правую руку пластырем, и сунул ее на перевязь, как если бы перенес сибирскую язву или серьезнейшее ранение и едва вышел из лазарета.
Пришел к юристу. Юрист меня принял. Не решаясь раскрыться ему сразу, так как внешний вид хитреца — как знать? — зачастую скрывает неискренние намерения, я выдумал себе целую легенду: я, дескать, любитель устных и письменных традиций, приехал для изучения притч, песен, сказаний, былин, саг, забавных курьезных случаев, дабы издать внушительный академический труд.
Сам не ведая, я угадал первейшее увлечение юриста: мужчина расплылся в любезнейшей улыбке и принялся закармливать меня всеми известными ему небылицами.
— Итак, — начал страстный любитель, — знаешь ли ты сказку «Али Баба»?
— Нет.
— Так слушай, прекраснее не найдешь:
При звуках флейты, выдувающей «Презренный металл Рейна», паша Али Баба, жирный карлик, грузнее медведя, эдакий рыхлый увалень, сидел на диване и жрал рис, чечевицу, спагетти в перекипяченных наварах, в скисших наварах, пахнувших гнилью и прелью. А у дивана сидела киска и жрала требуху. Али Баба рыгнул и начал жрать рагу. «Так, — сказал Али Баба, ужрав рагу, — теперь вперед». Храбрец взял ружье, лук, базуку и барабан. Взнуздал любимую клячу, уселся в седле и ускакал: скакал через леса и веси, кручи и равнины. Скакал и сам не знал, куда скачет. Вдруг свернул, преследуя льва. А лев сидел в пампе и жрал ананасы. Зверь мечтал найти ключ между скал. Али Баба закричал: «Зачем? Как найти решение задачи? Разгадку ребуса? Тут нужны все четыре арифметических действия». Прибавил три к шести и набрал девять; вычел четыре из тринадцати и нашел десять минус единицу. «Как? — удивился некий интегральный кретин, вычисливший пашу. — Какие счеты?» И убил Али Бабу; а лев бежал быстрее лани, мчался быстрее стрелы, в результате перенапрягся и умер.
Я выразил энтузиазм ручеплесканием. И уже думал перейти к интересующей меня теме, как юрист, не дав мне и рта раскрыть, запустил следующий перл:
— А еще есть «Песня Земляных Груш»; ее напевают детям, дабы убаюкивать на сны грядущие.
— Ну, — сказал я, —
Я еще раз ручеплескнул. Юрист начал раскланиваться. И тут я перешел к интересующей меня теме. Среди массы известных ему былей, — намекнул я, — наверняка существует не менее десятка таких, где сюжет передает реальные и, скажем, пикантные факты, и мы наверняка сумели бы их как-нибудь связать.
Юрист тут же нахмурился. Я наверняка сглупил.
— В Анкаре, — изрек юрист, — есть лишь единственный, как вы сказали, пикантный сюжет. И, верьте мне, эту тему не затрагивают и даже не решаются на нее намекать. Мы тут знаем целую череду случаев с гражданами, имевшими чересчур длинный язык и не успевшими даже…
Юрист был наверняка прав, так как тут же рухнул плашмя: в виске зияла страшная дырка. Выпущенная из ружья пуля разбила два стекла фрамуги: снайпер, стрелявший с ближней террасы и наверняка применивший зуммирующий прицел, выказал убедительный результат, присущий лишь истинным мастерам.
— Черт! — ёкнул я в душе.
Я не на шутку струсил и не решался шевельнуть даже пальцем. Вдруг в брешь фрамуги залетел камень, завернутый в салфетку и перевязанный в бечевку. На салфетке имелась следующая надпись:
Сие пугающее предупреждение венчала синяя печать: в круге бежал свирепый кагуляр — не иначе как аллюзия на Ку-клукс-клан, — размахивая знаменем, где реял накрест перечеркнутый круг.
Сначала я усматривал в сем инциденте случайную связь: знать, юрист впутался в какую-нибудь грязную аферу; другие аферисты страшились, как бы сей падкий на наживу служитель Фемиды — ради наживы не выдал; юриста убили, дабы заткнуть утечку сведений, а меня, свидетеля, решили припугнуть, дабы не крутился, где не следует.
Я приблизился к трупу и заметил на предплечье все ту же белую метку, выделяющую всех людей Клана! Себе на беду в качестве гида я выбрал такую же жертву Клана, как и я!
Я даже не представлял себе, в какую заваруху влез. Тем не менее, задумался, чем рискую, если вздумаю и дальше сидеть в Анкаре. Причину гнева и ненависти, испытываемых к нам, я так и не узнал.
И лишь через день случайная встреча вкупе с не менее удачным стечением явлений высветили мне путь.
Близ рынка, где скупались клавиры (не всякий знает, какую прибыль Анкара, перегнав, кстати, и Кавасаки, и Ла-Пас, делает на бизнесе бэушных клавишных), я снял себе чердак, ставший мне надежным укрытием. И все-таки даже там я сидел, съежившись, прижавшись к стене, каждую секунду прислушиваясь к шагам грядущих убийц.