Исчезновение
Шрифт:
– Зятем, – поправил Оуэн, проходя мимо и дергая ее за косу. – Только я буду твоим братом. Причем старшим. А ты всегда будешь меня слушаться.
– Не буду! – крикнула Вин, показав ему язык.
Девочки двинулись дальше, лавируя между повозок на углу Холлоуэй и перепрыгивая через кучки лошадиного навоза. Оказавшись у широкой пристани, где разгружали баржи, они понаблюдали, как рабочий перевозит мешки на сушу в ручной тачке, катая ее по узкой доске, переброшенной через шестиметровый пролет над водой. Девочки радостно кричали каждый раз, когда он покачивался, – и желая, чтобы рабочий упал, и отчаянно боясь, что он упадет. Но этого не случилось. Френсис размышляла, стоит ли ей что-то говорить Вин о ее семье, а также о том, что ей даже не предложили стакана воды, не говоря уж о молоке. Она мучилась вопросом,
– А что будет делать твой Кит, когда вырастет? – спросила Вин.
– Не знаю. Думаю, будет механиком, как и отец. Он любит машины.
– Оуэн хочет стать футболистом.
– Но это же не работа.
– Папа тоже так говорит, а Оуэн считает, что это может быть работой. Клайв – настоящий каменщик. Когда-нибудь он станет владельцем этого бизнеса и будет боссом, и тогда он даст Оуэну нормальную работу. Так мама говорит. А когда Клайв станет боссом, он купит большой дом для себя и Кэрис, и мы будем ходить туда и устраивать пиры с пирогами, каких ты еще никогда не видела. Если ты, конечно, захочешь туда прийти, – сказала она, словно все это вопрос лишь времени и она сделала официальное приглашение.
– С удовольствием приду, – сказала Френсис. – Спасибо!
Девочкам еще не исполнилось тогда и семи лет, и никто из них не мог знать, какое роковое значение будут иметь две эти черты. То, что Вин так легко могла создавать свою собственную реальность, и то, что Френсис, будучи от природы очень нерешительной, не могла вовремя высказать свое истинное к этому отношение.
Вин называла Френсис своей лучшей подругой. У Френсис никогда раньше не было лучшей подруги, и это заставляло ее чувствовать себя иначе – увереннее и как-то более определенно. Раньше она старалась держаться поближе к дому и играла в основном одна. А Вин, наоборот, нравилось сматываться куда-нибудь подальше из Бичен-Клифф, у нее всегда была куча идей и обширные планы. Они отправлялись в Королевский театр посмотреть на шикарную публику, которая его посещала. Гуляли вдоль канала, рассматривая баржи, и заглядывали в чайную лавку у Глубокого шлюза, потому что продавец там был добрый и порой отдавал им вчерашние булочки или хлебные корки, остававшиеся при приготовлении бутербродов. Вин мечтала о дне своей свадьбы и фантазировала, что она на самом деле является принцессой далекой страны. Она любила животных и готова была подойти к любому зверю, которого они встречали, чтобы его погладить, – даже к сторожевому псу, который рычал и кусался. Ей нравилось устроиться в конце Стэлл-стрит и наблюдать за трамваями и уличным движением – а вдруг какой-нибудь грузовик с чаем «Брук бонд» снова застрянет между трамвайными путями и водитель будет в панике метаться и пыжиться, пытаясь что-то сделать.
Девочки жили в таком районе, где Бат граничил с сельской местностью, и в летние месяцы они частенько отправлялись за город, туда, где Френсис никогда прежде не бывала: вверх по Бичен-Клифф, где строился новый парк и дома были разбросаны по западному склону; затем на Клэвертон-Даун или на Перримид и дальше, дальше, на бескрайний простор. Они гуляли по луговой траве, доходившей до бедер, простирали руки навстречу ветру, который проносился сквозь кущи каштанов и вязов, и смотрели на далекие пшеничные поля, как они колышутся, словно водная стихия. Их кусали муравьи и жалили пчелы, они ели терпкую черемшу и ежевику. И чем больше времени они проводили вне города, тем больше знакомые улицы и толпы людей казались Френсис сетью, в которую она угодила, как несчастная рыба. И, вырвавшись на открытое место, где ее никто не видел и никто от нее ничего не ждал, она наконец-то ощущала себя свободной.
Как-то, прогуливаясь вдоль живой изгороди вокруг Смоллкомба и собирая все, что можно было съесть, они повстречали Джо Пэрри.
– Подождите, не ешьте этого! – сказал он, неожиданно показавшись из пролома в изгороди.
Он был старше их, но не такой взрослый, как Оуэн. Темноволосый мальчик со слегка вздернутым носом, одетый в комбинезон.
– Это почему?
– Потому что это бересклет. Ты заболеешь и можешь даже умереть, – обстоятельно разъяснил Джо.
Вин пристально посмотрела на ярко-розовые ягоды в своей руке и отбросила их прочь.
– Мы и не собирались их есть. Мы же не дурочки малолетние, – отважилась высказаться Френсис, на что Джо скептически ухмыльнулся.
– Забавно. А я решил, что очень даже собирались, – сказал он и стал спускаться с холма.
После короткого совещания девочки решили пойти за ним на некотором расстоянии, чтобы посмотреть, куда он направляется. Так они нашли ферму «Топкомб», и когда Джо увидел, что они прячутся за воротами, то покачал головой и закатил глаза, показывая, насколько они глупы.
– Не понимаю, чего он корчит из себя умника, – прищурившись, сказала Вин.
Френсис пожала плечами. Она знала, что Вин терпеть не может две вещи: когда ей помогают и когда выясняется, что она была в чем-то не права.
После этого они добавили «Топкомб» к списку мест, где уже побывали, – списку «своих мест». Весной Джо разрешал им гладить ягнят, ловить головастиков в пруду и следить за появлением яиц в курятнике. Иногда его мать угощала их сладким ячменным отваром или яблоками, но она была женщиной суровой, и они никогда не чувствовали с ее стороны особого радушия. Джо был умелым строителем и порой помогал им делать шалаш в лесу рядом с фермой или выкладывать дорожку из камней через грязный ручей, впадавший в Утиный пруд. Однажды он взял их с собой устанавливать ловушки, но, когда в одну попался кролик и его в ней задавило, Вин была потрясена, а Френсис разрыдалась и убежала, назвав Джо тупой деревенщиной. Они обе думали, что кролик будет пойман живым и что они смогут держать его как домашнее животное. Джо учился в школе в Клэвертоне, так что ни брат Френсис Кит, ни Оуэн Хьюз его не знали. Девочкам, по крайней мере Вин, нравилось то, что он был их секретом и в каком-то смысле принадлежал только им.
Зимой Френсис все время обмораживалась, а у Вин начался кашель, и длился он бесконечно долго, лишая ее последних сил. К тому же Вин тогда голодала, как никогда. В декабре 1917 года Френсис вместе с матерью отправилась за покупками в Уидкомб. Она уже несколько недель копила карманные деньги, чтобы купить Вин подарок, и теперь потратила много времени на его поиски. Френсис хотела подарить подруге что-нибудь «взрослое», потому что больше всего на свете та желала заполучить одежду или какую-нибудь вещицу своей старшей сестры. Наконец, когда терпение матери почти лопнуло и она запахнула воротник пальто у самого горла, чтобы спастись от задувающего ледяного ветра, Френсис нашла брошку на одном из рыночных прилавков. И хотя она была сделана из жести, но зато очень ярко раскрашена. Это была брошь в виде цветка нарцисса, которая, по словам матери, была идеальным подарком для уроженки Уэлса. Желтая краска на лепестках, бледно-зеленая – на длинных заостренных листьях и острая булавка на внутренней стороне.
В канун Рождества Вин пришла к Френсис на чай.
– Хочешь еще, Вин? – сказал Дерек, предлагая ей последний кусочек пирога с мясом, на который та пристально смотрела.
Вин быстро взяла пирог, опасаясь, как бы Дерек не передумал.
– Это нечестно! – возмутился Кит, но Сьюзен осекла его:
– Тебе достаточно, Кит. Завтра ты получишь больше, – многозначительно добавила она.
– Это просто восхитительно, миссис Эллиот, – сказала Вин, откусывая верхушку пирога.
Френсис вспомнила, что точно так же Сесилия часто говорит Пэм, и это ее рассмешило.
– Спасибо, Бронвин, – поблагодарила мама с польщенным видом, что рассмешило Френсис еще больше.
– О господи, простушка-хохотушка, – сказал Кит, закатывая глаза.
Они сделали бумажные гирлянды и повесили их крест-накрест по всей комнате, а в гостиной нарядили маленькую рождественскую елку, установленную в ведро с камнями. На дереве были ленты, свечи и несколько спрятанных в ветвях драгоценных конфет, которые Френсис запретила Вин воровать. Вместо этого она вручила подруге подарок и с восторгом наблюдала, как та, затаив дыхание, развернула сверток с брошью и глаза ее загорелись.