Исчезнуть не простившись
Шрифт:
— Была убита невинная женщина, потом ее тело переехала машина, ее бросили в канаве, и вы считаете, что это не важно? Думаете, ее семья придерживается такого же мнения? Я позавчера говорил с ее братом по телефону.
Клейтон слегка приподнял кустистые брови.
— Ее родители умерли через пару лет после Конни. Не захотели жить, так можно сказать. Единственный способ справиться с тоской.
Он покачал головой.
— И вы утверждаете, что это не имеет значения? Клейтон, это вы убили ту женщину?
— Нет.
— Вы знаете, кто это сделал?
Клейтон только покачал головой.
— Энид? —
Клейтон продолжал отрицательно качать головой. Потом заговорил.
— Уже много жизней уничтожено. Нет смысла разрушать другие. Мне нечего сказать обо всем этом. — Он сложил руки на груди и принялся ждать восхода солнца.
Мне не хотелось останавливаться, чтобы позавтракать, но я видел, как слабеет Клейтон. Когда рассвело и в машине стало светло, оказалось, что выглядит он значительно хуже, чем во время бегства из больницы. Он уже много часов обходился без капельницы и сна.
— У вас неважный вид, — заметил я.
Мы ехали через Уинстед, где шоссе номер 8 переходило из извилистой двухрядной дороги в четырехрядную. Это был последний отрезок пути до Милфорда, и здесь мы могли ехать с высокой скоростью. В Уинстеде имелось несколько заведений фаст-фуда, и я предложил взять что-нибудь, не выходя из машины, например вафли. Клейтон устало кивнул.
— Я бы съел яйцо. Думаю, на вафли у меня не хватит сил.
Когда мы встали в очередь к окну выдачи, он обратился ко мне:
— Расскажите мне о ней.
— Что?
— Расскажите о Синтии. С той ночи я ее не видел. Я не видел ее двадцать пять лет.
Я толком не знал, как реагировать на Клейтона. Временами испытывал к нему сочувствие, ведь он так ужасно жил, вынужден был терпеть Энид, мучился, потеряв тех, кого любил.
Но если честно, кто во всем виноват? Клейтон сам об этом говорил. У него был выбор. И он не только помог Энид скрыть следы ужасного убийства, но еще и бросил Синтию, вынудив всю жизнь мучиться от незнания, что же случилось с ее семьей. У него и раньше был выбор. Он мог каким-то образом воспротивиться Энид. Настоять на разводе. Вызвать полицию, когда она начинала бушевать. Засадить ее в психушку. Что-то сделать.
Он мог уйти от нее. Оставить записку: «Дорогая Энид. Я ухожу. Клейтон».
Это было бы значительно честнее.
Хотя мне не показалось, что он искал моего сочувствия, спрашивая про свою дочь, мою жену. Но было что-то в его голосе от «бедный я, несчастный». Не видел свою дочь четверть века. Какой кошмар.
«Перед тобой висит зеркало заднего вида, приятель; — хотелось мне сказать. — Загляни в него. Ты увидишь человека, который несет на своих плечах большую часть греха».
Но вместо этого я произнес:
— Она замечательная.
Клейтон ждал продолжения.
— Син — самое лучшее, что произошло со мной в жизни, — сказал я. — Вы даже представить себе не можете, как я ее люблю. И все это время она пыталась справиться с тем, что вы с Энид с ней натворили. Подумайте об этом. Однажды утром вы просыпаетесь, а вся ваша семья исчезла. Машин нет. Ничего нет, твою мать. — Я почувствовал, как забурлила кровь, и в
Клейтон оцепенел.
— Она так думала?
— Ей приходил в голову миллион разных мыслей. Ведь ее бросили к такой-то матери! Вы способны это понять? Разве вы не могли послать ей хоть какую-нибудь весточку? Письмо? Объяснить, что ее семью настигла злая судьба, но ее любили. А не просто встали и ушли, бросив на произвол судьбы.
Клейтон смотрел на свои колени. Его руки дрожали.
— Разумеется, вы заключили сделку с Энид, пообещав никогда не контактировать с Синтией, если она не попытается ее убить. И возможно, она сегодня жива, потому что вы согласились провести остаток жизни с чудовищем. Вы что, думаете, это делает вас гребаным героем? Так никакой вы не герой. Будь вы изначально мужиком, большей части этого дерьма не случилось бы.
Клейтон закрыл лицо руками и прислонился к дверце.
— Вот о чем я хочу вас спросить, — сказал я, немного успокаиваясь. — Каким надо быть мужчиной, чтобы оставаться с женщиной, убившей его собственного сына? Разве можно такого человека назвать мужчиной? На вашем месте я бы повесился.
Мы подъехали к окошку. Я протянул парню кредитки и взял у него пакет с сандвичами, жареной картошкой и кофе.
Припарковавшись на стоянке, я достал бутерброд и положил его на колени Клейтона.
— Вот, — сказал я. — Жуйте.
Мне требовалось размять ноги. К тому же я снова хотел позвонить домой, просто на всякий случай. Я вытащил из кармана мобильный, взглянул на экран и увидел, что мне пришло послание.
— Твою мать, — выругался я.
Я получил голосовое послание, черт побери. Почему я не слышал звонка?
Наверное, это случилось после того, как мы съехали с Масс-Пайк и петляли подлинной извилистой дороге к югу от Ли. Мобильные там работают отвратительно. Кто-то мне позвонил, не пробился и оставил послание.
Вот оно.
— Терри, это я, Синтия. Пыталась позвонить тебе домой, теперь звоню на сотовый. Господи, куда же ты подевался? Я думала о том, чтобы вернуться, что мы должны поговорить. Но кое-что случилось. Совершенно невероятное. Мы остановились в мотеле, и я попросила разрешения воспользоваться компьютером у них в офисе. Хотела посмотреть, не найду ли что-нибудь интересное из старых историй, и проверить почту. И нашла послание с того же адреса, помнишь, с датой? На этот раз там оказался номер телефона, по которому я должна была позвонить, вот я и решила, какого черта, возьму и позвоню. И я позвонила. Терри, это просто невероятно, я не могу поверить. Это был мой брат. Мой брат Тодд. Терри, я с ним разговаривала! Я ему позвонила и с ним разговаривала! Знаю-знаю, ты считаешь, будто это какой-то псих, какой-то придурок. Но Тодд сказал, что это он был тогда в магазине. Тот человек, которого я приняла за своего брата. Я оказалась права. Это был Тодд. Терри, я знала!