Исчезнувшая герцогиня
Шрифт:
Целуя ее, он до сих пор причинял ей боль, но к ее великому удивлению, ярость и страх, возникшие в ней в первую секунду, постепенно ослабли.
Вскоре исчезла и боль. Его губы становились все более мягкими, но вместе с тем более властными.
«Я должна высвободиться, должна защищаться», — думала Фиона.
Она попыталась это сделать, но, почувствовав, что с ней происходит что-то странное, никогда раньше неведомое ей, замерла.
Какая-то теплая, непреодолимая, непонятная волна разлилась по всему ее телу, наполнила грудь,
Это было такое незнакомое и совершенно неожиданное ощущение, что на какое-то время Фиона позабыла обо всем на свете. Она чувствовала лишь одно: что ощущение это лишь усиливалось, разрасталось в ней, все больше подчиняя ее своей странной власти.
Фиона была не в силах анализировать свое состояние. Она с удивлением прислушивалась к новым эмоциям, к блаженству, с головой окатывавшему ее, подобно трепетным и ласковым морским волнам.
Фиона ничего не понимала, но с изумлением сознавала, что и не хочет понимать. Она таяла и растворялась в неумолимом, мощном, горячем восторге.
Вдруг герцог поднял голову, медленно разжал руки. Фиона была свободна, тем не менее не двигалась с места. Она не могла говорить, даже думать о чем-то…
— Черт вас побери! — сказал он хрипло, и ей показалось, его голос шел откуда-то из самых глубин его существа.
Он резко повернулся к ней спиной — так же неожиданно, как прижал ее к себе — и торопливо пошел прочь. Его юбка в складку нервно покачивалась в такт решительным шагам.
Фиона еще долго стояла на том же месте, пытаясь понять, что произошло, стараясь осознать свои чувства, отчаянно силясь мыслить ясно…
Потом медленно, невероятно медленно — ведь каждый шаг давался ей с трудом — добралась до своей комнаты, упала на кровать и уткнулась лицом в подушку.
Проснувшись наутро и вспомнив о случившемся, Фиона почувствовала, что ее щеки заливает густая краска.
«Может, это игра воображения или сцена из необъяснимого сна?» — размышляла она, хотя понимала, что все, что произошло вчера — правда.
Прошлой ночью, вернувшись в спальню и забравшись в мягкую постель, она долго не могла заснуть. Герцог поцеловал ее в приступе гнева, который, как ей подсказывало сердце, был вызван обыкновенной ревностью. Самым невероятным в этой истории являлось то, что она получила от этого необычного поцелуя несказанное удовольствие.
Как ни страшно было в это поверить, это произошло.
В любом случае он вел себя так повелительно и неумолимо, что она не имела и малейшей возможности вырваться из его сильных рук, прервать этот поразительный поцелуй. Первый в ее жизни.
Фиона тут же вспомнила, что не очень-то стремилась его прерывать, что не хотела прекращать то блаженство, которое он дарил ей.
«Может, я сошла с ума?» — думала она, но понимала: подобное объяснение в случае возникновения осложнений никому не понравится.
Нужно было вставать
Она представила, что ей предстоит, и заранее продумала, что должна говорить:
— Да, твой дядя разрешил тебе учиться рыбачить!
— Да, я попытаюсь договориться с Дональдом, чтобы он уже сегодня утром отвел нас на реку.
— Да, ты будешь удить рыбу точно так же, как твой папа, когда был маленьким.
— Да!
— Да!
— Да!
Она, конечно, отвечала на все вопросы любимой племянницы, но ее мысли — нескончаемая их вереница — крутились вокруг вчерашнего происшествия.
Они навестили Ролло, жившего в огромной конуре, и Мэри-Роуз накормила его лакомыми кусочками, припасенными за завтраком. Приходить к полюбившемуся ей псу вошло у них в привычку. Вернувшись в свои комнаты, они, как обычно, занялись изучением элементарных наук.
— Я хочу поиграть на пианино, тетя Фиона, — сказала Мэри-Роуз.
— Сейчас очередь арифметики, дорогая моя, — ответила Фиона.
— Но почему? Задачи такие скучные! А таблицы я и так знаю.
Этот спор возникал между ними каждое утро, но сегодня он показался Фионе, как и все остальные привычные явления, необыкновенным.
Принесли записку от мистера Мак Кейта. Ровно в одиннадцать Дональд будет ждать их внизу с двумя пони — для Мэри-Роуз и для мисс Уиндхэм.
В любой другой день, подумала Фиона, она пришла бы в настоящий восторг от представляющейся ей возможности прокатиться на шотландском пони.
Но этим утром у нее было ощущение, что все ее тело обмякло от прикосновения горячих, страстных, властных губ герцога.
Все, о чем она могла думать, так это о его сильных руках, подаривших ей невероятные, сладостные, ни на что не похожие переживания.
Дональд с радостью выслушивал щебетание Мэри-Роуз и охотно отвечал на все вопросы о ее отце, поэтому Фиона спокойно углубилась в свои собственные раздумья.
Когда они приехали к реке, Дональд принялся рассказывать девочке, как правильно забрасывать удочку.
Он оказался талантливым учителем, терпеливым, умеющим доходчиво объяснять. А Мэри-Роуз страстно желала поймать такую же рыбу, как Иан, поэтому слушала его с большим вниманием.
— Посмотри, тетя Фиона! Ты только посмотри, как я забрасываю удочку! — то и дело кричала Мэри-Роуз.
Поймав молодого лосося, она запрыгала от радости.
Эта единственная рыбешка и составила весь улов, но для Мэри-Роуз хватило и этого. Ее счастью не было предела: по дороге домой она не переставала восторгаться своей удачей.
«Интересно, где герцог? — взволнованно думала Фиона, когда они приближались к воротам замка. — На прогулке или в столовой за ленчем?»
Уложив оживленно рассуждающую о завтрашней рыбалке Мэри-Роуз в кровать, Фиона направилась в свою комнату.
Послышался стук в дверь.