Исчезнувший
Шрифт:
— Эй!
Голос ударился в стены и гулким эхом шарахнулся обратно. Опять стало немного жутковато. Ощущение было такое, будто я стою на ночном кладбище. Причем под ногами — мой собственный могильный холм. Бред, конечно, но все-таки.
Я терпеливо ждал целых три минуты, — специально засекал по часам, — но кроме эха собственного голоса не услышал ничего, что могло бы подсказать ответ на мучавший меня вопрос. Тогда еще раз набрал полную грудь тягучего воздуха и заорал что было силы:
— Эй, кто-нибудь! Где здесь
Хриплый голос, раздавшийся сзади, заставил меня вздрогнуть.
— А чего тебе от них надо?
Я резко обернулся и осветил фонариком обладателя голоса. Невысокий коренастый старикан с усами таракана и его же фасеточными глазами стоял, заложив руки за пояс и не мигая смотрел на меня. Огромные залатанные валенки, потасканные, но все еще опрятные рабочие штаны, стеганная телогрейка, перетянутая в талии белой веревкой, лопоухая шапка на голове. Добротно, в общем, сделанный старикан.
— Тетку одну мне увидеть надо, — сказал я.
— Здесь тебе не бордель.
— Да я и не с этой целью.
— А какую тетку?
— Низкая, толстая, вонючая. Я ей человека потрахаться одолжил. Понимаю, что не бордель. Но она тоже тварь божья. Размножаться иногда хочет. Только теперь этот человек мне самому нужен.
— Тоже поразмножаться захотел?
Я хотел было нагрубить ему, но, испытывая в старикане нужду, передумал. Он знал, как пройти к бомжиному стойбищу. И мог провести туда меня. Так что не стоило спугивать его раньше времени.
— Не размножаюсь я с мужиками, дед. Тетка где?
— Не гони! — строго приказал тот. — Ишь, резвый какой. Тетки этой сейчас здесь нет. А человек… Да ты сам-то кто будешь?
— Вырасту большой — пенсионером буду. А пока я таксист.
— Таксист?! — удивился он, словно я признался в том, что намедни спер у него клизму. — Надо же! Воры здесь бывали, наркоманы тоже. А вот таксистов еще не было.
— Значит, буду первым, — подытожил я. — У меня тут еще одна проблема, старый. Водка прокисает.
— Водка? — голос старикана остался равнодушным. Видимо, никаких светлых воспоминаний об этом продукте он не имел. — Водка — это такая вещь, сынок, что не прокиснет, не переживай. Но не пропадать же добру. Пойдем к нам, твой человек там лежит.
Я радостно ощерился, а старикан, развернувшись, неспешно пошаркал прочь. Мне удалось без труда приноровиться к его шагу, так что дальше мы шли, как бойцы Кремлевского полка — нога в ногу.
Он долго вел меня за собой по каким-то закуткам, коридорам, сквозным комнатам. Их было так много, что в конце концов я утратил всякую ориентацию. Оставь дедок меня одного, и я сдох бы от голода, так и не найдя дороги назад, несмотря на фонарик в руке. Очень может быть, что следы он путал специально — а вдруг мне захочется еще раз навестить их, но уже не в одиночку, а, скажем, с компанией злых докторов с острыми шприцами для дезинфекции?
Напетлявшись
Чтобы не задымлять помещение, длинные трубы были выведены через тщательно законопаченное окно на улицу. Перед буржуйками лежал солидный запас топлива в виде поломанных досок и нескольких чурок. Серьезная организация быта. Я ожидал много худшего.
В комнате было тепло и даже где-то жарко. Все местное население располагалось вдоль стен, и сейчас возлежало на кучах тряпья и прочей мягкой дребедени.
При нашем появлении несколько пар глаз настороженно убедились, что опасности нет, потом их внимание опять переключилось на ловлю вшей и прочие радости жизни.
Старикан уверенно прошел вглубь помещения, поставил на попа три чурки и, обернувшись ко мне, предложил:
— Присаживайся.
Я воспользовался предложением и расположился на одном из только что созданных табуретов, а дед принялся суетиться, готовя закуску и выставляя ее на средний обрубок, который должен был сыграть роль столика.
Первым делом он ловко выудил прямо из воздуха стаканы. Вторым — схватил с печки и переставил мне под нос небольшую кастрюльку. Потом выудил из кармана ложки, — сперва одну, потом вторую, — потер их о фуфайку и положил рядом с кастрюлькой.
— Погоди, не жуй. — Сказано было сильно, словно я, натурально, изнывал от голода и грыз стены по дороге сюда, втирая очки собственному желудку. Да пригрози мне кто-нибудь поцелуем давешней матрешки — я бы не стал кушать такое, какое булькало в кастрюльке. Черт его знает, из чего оно состояло.
Но объяснять все это деду я не стал, чтобы не оскорблять его чувство гостеприимства. Да он и не ждал от меня комментариев, развернулся и зашаркал ногами в самую темную часть комнаты, где долго чем-то шелестел и откуда вернулся со шматком хлеба и добрым кусом колбасы в руках.
При виде которой у меня чуть глаз не выпал. Усилием воли его удалось втянуть на место, так что никто, по-моему, ничего не заметил. Но я, крест истинный, никак не ожидал увидеть здесь колбасу. Что угодно, даже корону Святого Стефана, но не колбасу.
Тем не менее, она была — факт. Потому что мои ноздри сразу защекотал знакомый запах, но я сдержался. В первую очередь из соображений гуманности — никогда не собирался и впредь не собираюсь объедать голодающих бомжей. А потом еще и собственная безопасность, в смысле гигиеническом, требовала осмотрительности. Я как-то не доверял рукам деда. Неизвестно, где и в чем они ковырялись, прежде чем взяться за закуску.
Старикан уселся напротив меня на такой же пенек и поинтересовался:
— Ты, кажется, что-то говорил про водку?