Исчезнувший
Шрифт:
— Как звали второго человека? — все еще холодно спросил Мигель.
— Не знаю, хоть убей! — Она откинула назад крашеные черные волосы наманикюренными малиновыми ногтями. — Когда приходят и начинают задавать вопросы, я умолкаю.
— Вас допрашивали? ФБР?
— Нет, так не пойдет. Я не сказала, кто ко мне приходил. Кроме всего прочего, меня просили не говорить… Но вы-то не старайтесь задурить мне голову с вашим Гриром, потому что я знаю то, что знаю. Понятно?
Она выпила еще, затем приложила палец к губам.
— Только между нами, ладно?
Мигель взглянул на Гретхен. Она пристально изучала лицо женщины. Мигель позвал бармена и заплатил по счету.
— Нам пора, — сказал он.
— До скорого! — сказала женщина. — Только не болтайте об этом, ладно?
Мигель и Гретхен быстро вышли. Уже на улице Гретхен почувствовала, что ее бьет дрожь, и уцепилась за руку Мигеля.
— Бабьи сплетни, — сказал он, когда они шли к стоянке.
— Майк, я думаю, вам надо взглянуть на эту квартиру, — сказала она решительно.
В телефонной будке на стоянке он отыскал по справочнику адрес дома Уилмарт на Р-стрит. Гретхен хотела ехать туда немедленно.
В подъезде Мигель нажал кнопку под почтовым ящиком с номером 4-Д. Имени владельца на табличке ящика не было. Никто на звонок не ответил. Тогда Мигель отыскал управляющего. У человека, который открыл ему дверь, было серое лицо и бородавка на щеке. Мигель спросил Филипа Любина из квартиры 4-Д. Квартира не занята, ответил управляющий, а этого имени он не знает.
— Там живет такой коротышка в очках, — сказал Мигель.
— Был такой жилец, до первого числа этого месяца, — согласился управляющий. — Но его фамилия Клингман.
— Вы знаете его адрес? — спросил Мигель.
— Где-то на Чарлз-стрит, в Балтиморе. Но в чем дело? Ходят, выспрашивают… Я уже рассказал все, что знал.
Гретхен дожидалась Мигеля в затемненной машине за углом. Мигель рассказал, что ему удалось узнать.
— Но почему вы спросили про коротышку в очках? — удивилась она.
— По словам той дамы в «Диалоге», он примерно так выглядит, — ответил он. Затем добавил: — Кроме того, агент ФБР показал мне фотографию доктора Любина.
— И мне тоже, — проговорила Гретхен тихим, напряженным голосом. — Майк, я… — Она умолкла, пытаясь овладеть собой. Наконец это ей удалось. — Майк, лучше нам поскорее вернуться домой. Я хочу быть там до прихода матери… Майк, мне придется ей все рассказать.
Он развернул машину и погнал по дороге на Кенвуд. Ночь была прохладной — первая весточка осени. Гретхен поплотней запахнула пальто. Они ехали в тревожном молчании.
Сусанна Грир видела со своего места ажурную решетку балкона и широкую аллею, ведущую к Капитолию и памятнику Вашингтону. Она сидела за кофейным столиком напротив президента в овальной гостиной на втором этаже. Высокое окно было открыто, кондиционер выключен, и Сью наслаждалась ночной свежестью.
К счастью, Элен Роудбуш извинилась и оставила их. Зато обед был настоящей пыткой: Элен болтала о всяческих пустяках, словно Стива вообще не существовало.
Лишь когда они остались с президентом вдвоем и поднялись на внутреннем лифте на второй этаж, Сью вздохнула с облегчением. Роудбуш провел ее через просторный холл, кивнув дежурному агенту охраны, и усадил в овальной гостиной, выдержанной в мягких желтоватых тонах.
Дворецкий принес кофе в серебряном кофейнике, и президент сам наполнил маленькие чашечки.
— Благодарю вас, господин президент, — сказала она.
— Пожалуйста, Сью, для вас я просто Пол.
— Право, я не могу вас так называть, вы же знаете! — Она рассмеялась в первый раз за весь вечер. Почему ей стало вдруг так легко, когда Элен ушла? — Когда я думаю, я называю вас «Пол», но сказать вслух не смею… Пожалуйста, поблагодарите еще раз Элен от меня. Она такая заботливая.
— Иногда Элен… — Мысль осталась невысказанной. Он помешал кофе серебряной ложечкой. — Сью, мне очень жаль, что мы не пригласили вас раньше. Представляю, чего вы натерпелись.
— Это были тяжкие недели, — сказала она. — Теперь, положа руку на сердце, я, наверное, смогу вынести все, кроме неопределенности. Пусть в этом замешана женщина. Пусть это какое-нибудь умственное расстройство. Пусть даже злостное банкротство, как там говорят на Уолл-стрит. Все, все, что угодно, только не эта страшная неизвестность. Это самое худшее. — Она чувствовала, как невольно торопится высказать все свои страхи. — Пусть даже то, о чем люди думают после этой ужасной речи в Кентукки. Сначала я была вне себя, но теперь…
— Вы говорите об этой грязной сплетне про «доктора X»? — спросил он.
— Да. Но даже с этим я могу теперь примириться. Это может показаться странным, но это так. Ничего не знать гораздо хуже. Видите ли…
Но как объяснить? Как рассказать о своих мыслях, когда она лежала прошлой ночью без сна и вспоминала, вспоминала… любовь Стива, его нежность, его теплый взгляд… Она действительно знала: даже если на суде докажут, что Стив был физически близок с мужчиной, она не поверит доказательствам. Никакие так называемые факты не поколеблют ее интуиции. Что бы там ни говорили люди, ей лучше знать. И если это нелогично, значит, логика противоречит истине.
Роудбуш терпеливо ждал, затем наклонился к ней.
— Сью, я хотел вас видеть сегодня главным образом из-за этой речи. Даже если бы Гретхен не позвонила, я все равно просил бы вас отобедать с нами… Вы знаете, какая жестокая вещь политика? Самое обычное оружие политиков — лживые обвинения, которые трудно опровергнуть. А что касается инсинуаций гражданина Калпа относительно «доктора X», то это вообще сплошная ложь, могу вас уверить.
— Меня не надо уверять, — сказала она. — Я слишком давно и слишком хорошо знаю Стива.