Ищи на диком берегу

Монтгомери Джин

Захар проспал больше суток и проснулся от зверского голода. Когда он выбрался утром на палубу, «Златоуст» все еще стоял на якоре в Монтерее.

Он завтракал с Петей в кают-компании. Кают-юнга подал на стол яйца, свежий хлеб, чай. Все было горячее и удивительно вкусное. Захар одолел шесть яиц, дюжину ломтей хлеба с маслом и бессчетное множество кружек горячего, сладкого чая. Наконец он в изнеможении отвалился от стола.

Петя наблюдал за ним с усмешкой.

— Тебе не кажется, Захар, что чего-то здесь недостает?

Захар подобрал хлебным мякишем остатки желтка на своей тарелке.

— Недостает, говоришь? — сказал он благодушным, сытым голосом. — А чего?

— Помнишь горничную, которую держал капитан? Алеутку, которая швыряла

нам еду на стол? Так вот, сбежала она в прошлый наш вояж. Приходим мы в Сан-Франциско за партией зерна. А она возьми да и сбеги ночью с корабля. Представляешь?

Перед взором Захара снова промелькнули все его злоключения. Помолчав, он сказал:

— Дай бог, чтобы она не пожалела об этом. Несладко ей будет в чужих краях… До чего отчаянная!

— Чего еще ждать от этих инородцев! Никакого соображения.

«Ну-ну, валяй, — сказал про себя Захар. — Мне-то лучше знать».

После обеда правитель сошел на берег вместе с капитаном для очередной встречи с губернатором. Кусков выглядел весьма импозантно в своем форменном темно-зеленом мундире коммерции советника с эполетами, с золотой медалью на груди. Рощин облачился в выходной черный сюртук. На борту «Златоуста» оказался отряд военных моряков, и теперь двое из них, в парадной форме, сопровождали Кускова и Рощина в качестве почетного эскорта.

На вечерней полувахте капитан Рощин объяснил Захару, что происходит. Они стояли на шканцах, облокотившись о поручни, и глядели, как загораются на берегу редкие огни. Кусков в это время писал отчет, запершись у себя в каюте.

— Отношения с испанцами у нас сейчас, прямо скажем, натянутые, — рассказывал Рощин. — Губернатор де Сола засылал новых послов в Росс. И всё с угрозами: мол, уходите, пока не поздно. То есть не то чтобы напрямик, но намеки были ясные. Де Сола запрещает своим торговать с нами, но у нас здесь есть, конечно, давнишние связи, мы и обмениваемся товарами помаленьку. Оно, конечно, незаконно, но так уж повелось спокон веков. Словно в жмурки играем — и смех, и грех. — Рощин фыркнул. — А вообще-то испанцам не до смеху, я так считаю. Де Сола нас пугает — так это больше с отчаяния. Прошли их времена в Новом Свете. В Мексике мятеж за мятежом. В портах чего только не наслушаешься. Говорят, вот-вот и сюда придут повстанцы.

— Самое время нос перед нами задирать, — заметил Захар.

— Верно, никакого резону в этом нету. Может, вице-королю в Мексике взбрело на ум, что де Сола сумеет выжить нас отсюда. Мол, тогда и повстанцы не посмеют сюда сунуться — как же, сила! Теперь, значит, Иван Александрович и стал подумывать о том, как бы показать испанцам, что с нами тоже шутки плохи. А ты — тут как тут, лучше и не придумаешь.

— Это как же? Я-то тут при чем?

— А при том, что мы теперь знаем: испанцы держат у себя наших алеутов. Русских подданных держать в плену! Слыханное ли дело! — Рощин прислонился спиной к поручням и продолжал — Господин главный правитель как раз прислал в Росс военный шлюп из Ново-Архангельска. Четырнадцать пушек и команда военных моряков на борту. Сейчас шлюп стоит в заливе Румянцева — залив Малый Бодега по-испански — и ждет распоряжений Кускова. Правитель может располагать им по своему усмотрению. Дипломатично, само собой. Господин, главный правитель отписал ему, что посылает шлюп, дабы разъяснить испанцам, что мы обосновались в Россе по закону и по справедливости. — Рощин снова фыркнул. — Разъяснить! Да эти четырнадцать пушек могут весь Монтерей в порошок стереть! — Он махнул рукой в сторону берега. — Обратить в прах, из которого он вышел.

Захар тихо присвистнул.

— Тем временем, — продолжал Рощин, — мы здесь торчим с грузом скобяного товару, который самим же испанцам нужен позарез. Надеемся обменять его на зерно, которое опять же позарез нужно нам. — Он зевнул. — Завтра у нас еще одна встреча с де Солой, и сдастся мне, что последняя. Сдается мне, мы получим все, что нам нужно. (На корабле пробили склянки.) В этом есть и твоя заслуга, Захар.

Спокойной ночи.

На другой день Захар наблюдал, как его начальство возвращается со встречи с испанским губернатором. Вид у обоих был победный. На лице Рощина играла дерзкая усмешка, он взбежал на палубу легко и задорно. И даже деревяшка Кускова, казалось, выстукивала на ходу победный марш. Кусков кивнул Захару:

— Зайди ко мне.

У себя в каюте Кусков налил три бокала вина и протянул один из них Захару:

— Твое здоровье, дружок.

Они чокнулись.

— Наша взяла, — сказал Кусков. — Торговля возобновляется. Наши промысловые партии более тревожить не станут. Де Сола обещался послать отряд в миссию, чтобы доставить наших алеутов в Монтерей. Я пошлю сюда наш шлюп, он будет дожидаться прибытия алеутов и примет их на борт. — Он прищелкнул пальцами. — На этот раз губернатор был на редкость понятлив. Еще бы — военный корабль перед самой его дверью! — Кусков жестко улыбнулся и продолжал — Я дал ему месяц сроку. Но думаю, что так долго ждать не придется.

Рощин с удовольствием включился в разговор:

— Как будем проходить мимо залива Сан-Франциско, можно будет послать с байдаркой приказ на шлюп, чтобы шли к Монтерею.

Кусков кивнул.

— Да, кстати, насчет нашего старого друга, капрала Риверы. Я сообщил де Соле, что за алеутами придет военный корабль, и тут он вдруг оказался милейшим человеком. Все готов был сделать для дорогих гостей. Я пожелал, чтобы Риверу наказали, а де Сола говорит: «Уже сделано». Похоже, что де Сола был еще в миссии, когда Ривера и второй солдат притащились на своих двоих. Те стали было нести околесицу: мол, пленники украли у них лошадей и сбежали. А лошади-то давно уже вернулись! Ну, прижали наших героев к стенке, тут все и вышло наружу. Им-то было велено вернуть вас, а не убивать. За нарушение приказа де Сола послал солдата на каторжные работы на полгода, а Риверу вообще выгнал из армии. На этом военная карьера Риверы закончилась. Придется ему наниматься на ранчо — коров пасти.

— Поделом ему!

Вкус возмездия был сладок, и Захар с удовольствием запил его глотком доброго испанского вина.

Они подняли якорь с утренним приливом и взяли курс на Сан-Франциско. Там они почти месяц занимались меной скобяного товара на пшеницу. В середине мая «Златоуст» вышел в море и направился к Фараллонам — этой последней обязательной остановке для всех кораблей, идущих в Росс.

Захар стоял рядом с Тайином на носу корабля, в застегнутой до подбородка теплой куртке, в шерстяной шапке, нахлобученной на уши. Жмурясь от свежего весеннего ветерка, он с довольной улыбкой наблюдал, как чайки бочком скользят в воздушных потоках над верхушками мачт. Ясное небо, паруса, освещенные солнцем, — жизнь была прекрасна! Корабельный кок откармливал Захара как на убой. И он снова был полон сил, здоровья и бодрости. И что ни говори, а приятно, когда ты чист, аккуратно подстрижен и тщательно выбрит. Короче, Захар чувствовал себя на седьмом небе.

На широком лице Тайина, которое выглядывало из отороченного мехом капюшона парки, блуждала мечтательная улыбка. Говорили, что из Росса «Златоуст» пойдет прямо на Ситху.

— Господин Кусков говорит, я тоже пойду.

— Зд орово, Тайин, да? — улыбнулся Захар. — Я-то знаю, как ты рад, что возвращаешься домой. И я за тебя рад.

Тайин промолчал, но его улыбка стала еще шире.

«Златоуст» сбавил ход и осторожно нырнул в белую мглу, которая в любое время окутывает Фараллоны. Мимо проплыла скалистая вершина главного острова, повитая туманом. Нагрудные пятна бесчисленных кайр белели в расщелинах скал. Птицы теснились на каждом клочке земли, темной тучей висели в молочно-белом небе, воздух содрогался от их криков.