Ищите кота (сборник)
Шрифт:
Спина у меня отваливалась. Если бы Машка знала, что я три часа пребывала в самой вредной для моего позвоночника позе – стоя у стола, слегка согнувшись, – то, конечно, запретила бы мне готовить. Но я получала удовольствие, подвергая опасности здоровье. Подвиг – это всегда жертва.
Приехавший вечером Семен за ужином нахваливал мою стряпню с оттенком удивления – не предполагал, что умею готовить. Маня подтрунивала, спрашивала, когда я в общепите работала, моя рука, мол, поставлена на большие объемы. Сёмина мама, кажется, внутренне сокрушалась – я перевела столько продуктов, сколько у нее за месяц уходит.
Мы, три женщины, смотрели на ужинающего Семена с умилением,
«Бросить Москву, – мечтала я, – купить здесь домик, выращивать капусту, огурцы в тепличке, потом их солить. Грибы и ягоды собирать, дышать чистым воздухом и не заботиться о том, что директор института проталкивает диссертацию очередного блатного тупицы, которого тебе в начальники потом назначат». Горожан время от времени посещает фантазия – уехать в глушь, в деревню, вести натуральное хозяйство. Мечтать не вредно. Требуется только задвинуть в дальний угол вопросы: в какой школе будет учиться наш сын? кто станет возделывать огород, если муж из всех сельхозорудий признает только газонокосилку? и на какие средства вообще мы будем жить? Кроме того, у нас есть дача – крепкий домик на шести сотках, три яблони, две сливы, неприхотливые многолетние цветы, траву Борис косит дважды в сезон. Сделать из домика конфетку, а из участка – образцовый питомник у меня нет сил. Поэтому молча соглашаюсь с мужем: дача – для ленивого отдыха, для шашлыков на природе.
Домой мы возвращались на стареньких «жигулях» Семена. Мой муж меняет машины каждые три года, пока не кончилась гарантия и автомобиль не стал требовать частого ремонта. Семен относится к своей машине, как деревенский мужик к коню, – надо ухаживать, заботиться до последнего. Купил лошадь – береги. Меня устраивает позиция мужа: если нам по карману менять машины, чего ж не менять. С другой стороны, в отношении Семена к своему «железному коню» было что-то атавистическое, несовременно трогательное. Маша и Семен могли себе позволить купить новый автомобиль, но не покупали и старую колымагу считали едва ли не членом семьи.
Мы везли остатки моей стряпни.
– Не свиньям же отдавать, – сказала мама Семена. – У нас поросят только Глашка Кривая держит, противная баба. А Сёмушка, в город приедете, покушает.
Изо всех сил я сдержала смех: мать, которая не надышится на сына, сравнивает его с поросятами.
Я дремала на заднем сиденье, повалившись на баулы, не поместившиеся в багажник, – Сёмина мама затоварила нас под завязку. Причем основная часть подарков предназначалась мне. Ладно, травки-муравки, сушеные грибы реально взять с собой в Москву. Но тащить в поезд банки с маринованными огурцами, пакеты с молоденькой картошкой?
Маша с мужем на переднем сиденье тихо переговаривались. Сквозь дрему я слышала, как они обсуждают командировку Семена. Маня спрашивает про какого-то Склярского, или Шклянского, – звуки плывут, нечеткие в моем восприятии. Тем не менее соображаю, что Склянский-Шклярский – это начальник Семена, ответственный за… в данном случае – обвязывание колокола веревками, установку домкратов, веретен и других подъемных механизмов. Начальник без Сёмы – нуль, по каждой мелочи бегает советоваться, а когда дело сделано, лавры себе забирает, гоголем выступает, как же – руководитель. Машке обидно за мужа, и в то же время она разделяет его позицию: кто надо – Семену цену знает, а в грудь себя кулаком бить не станем.
«Гордость пуще зазнайства» – моя последняя мысль перед глубоким чистым сном.
В разгрузке машины
Решение, которое я приняла, когда разговаривали с Маней про черное и белое, почти не пугало. Осталось дождаться мужа, поставить его перед выбором.
Я прошлась по квартире. Понятно: сил не хватило растащить все по углам – свалили, где ни попадя, в коридоре и на кухне. Дверь в большую комнату была приоткрыта. Мне уступили супружескую спальню, Маша с мужем спали в гостиной, разложив диван. Я заглянула. Они не сплелись голубками. Они лежали друг к другу спиной. Но Семен закинул на Машкино бедро руку – держу свое. А Машка голой, из-под одеяла вылезшей, вывернутой назад ногой, втиснулась между ног Степана.
Несколько секунд я смотрела на них, отметая планы убрать в квартире, приготовить завтрак… Какой, к лешему, им завтрак?
Вернулась в маленькую комнату, нашла бумагу и фломастер, и скотч. Написала.
Прилепила на дверь большой комнаты листок: «Личного времени до 11.30. Целую. Настя».
Выходя из квартиры, я задавалась вопросом: «Случались у мамы ситуации, когда она отправлялась гулять без нужды, чтобы оставить нас с Борисом наедине? Чтобы могли мы без стыдливой оглядки: только тише, тише – предаться заветному и почти постоянному желанию…» Не помню. Да и кто в молодости обращает внимание на предоставленные условия? Есть момент – лови.
Я гуляла недалеко от Машиного дома, по рыночку, которым стихийно заполнился пустырь около универсама. Хотелось что-нибудь купить, но дребедень на прилавках не стоила того, чтобы вести ее из-за моря. В столице такой – навалом. Лучше уж огурцы маринованные Машкиной свекрови. Неожиданно увидела Ольгу, которая стояла у прилавка с детским бельем и сварливо торговалась. Мне бы подойти к Оле и повиниться за плохое поведение. Нет. Не идут ноги. Ложь во спасение Ольге не нужна, мне – тем более. Но я отметила, что Ольга купила семь трусиков одного размера, семь – другого, гольфики, и носочки, и какие-то подвязочки, мне, имеющей сына, неведомые современные девчачьи атрибуты… Можно сколь угодно рассуждать о недостатках матери, как я чесала язык об Ольгиных грехах, но если дочери ее каждый день меняют трусы, то она – хорошая мать.
К полудню, купив фрукты, я вернулась домой. Маша и Семен уже навели порядок.
– Спасибо! – тихо шепнула мне Маня.
Глаза у нее были счастливыми, как у женщины после неторопливой любви, когда не боишься, что тебя услышат в соседней комнате или что сейчас в дверь забарабанят дети.
Я хотела пошутить: «Быстро справились, вещи успели разложить», – но не стала ерничать.
Семен отправился на вокзал встречать сплавщиков, через час привез их.
Борис и дети ввалились в квартиру. Довольные и усталые, пахнущие партизанами – кострами, лесом, несвежей одеждой. И с планами в следующем году пройти более сложный маршрут.