Ищите Солнце в глухую полночь
Шрифт:
Потом Валентин попросил Андрея помочь ему – горела его кандидатская диссертация. Андрей недовольно согласился. А потом увлекся идеей Валентина больше, чем он сам. И когда работа была уже окончена, Андрей еще долго что-то считал и проверял. И небрежно выкладывал новоиспеченному кандидату: «Здесь можно было сделать лучше, а тут мы просто глупость сморозили. А, шеф?» И невозмутимо поглядывал через очки. Не очень-то приятно было выслушивать такие вещи, но приходилось соглашаться.
Андрей опять занялся своей ЭМУ. Он задумал создать на ее основе другую машину, более точную и совершенную.
Валентин
... Наконец Андрей оставил машину в покое и повернулся к нему.
– Все-таки как твои дела? – спросил Валентин.
– Я же сказал – нормально. Если дашь сигарету – будет просто отлично.
Валентин протянул ему пачку и спросил:
– Стипендию получил?
– Нет еще.
– Деньги нужны?
– Нет.
Сказано так, словно это само собой разумелось. А между тем Валентин никогда не был уверен, есть ли у Андрея полтинник на обед.
Андрей стал шарить на полках.
– Что ты ищешь?
– Журналы.
– Они в моем столе. Но для тебя там ничего нет.
– Да? – Андрей подозрительно посмотрел на него и пробежал глазами заголовки. – Жаль. А вот это я все-таки возьму. – Он отложил два журнала. – Они нужны тебе?
– Да.
Журналы ему были не нужны. Но сегодня Валентин звонил врачу и помнил, что она говорила: «Ему необходим отдых. Хотя бы на месяц».
– Ладно, верну после Нового года, – сказал Андрей.
– Стоит ли?
– Возвращать?
– Да нет, брать.
Андрей усмехнулся.
– Наверно, нет. Но я все-таки возьму.
Валентин пожал плечами.
– Ну, смотри. Домой идешь?
– Нет, я еще посижу здесь.
Андрей снова занялся установкой. Валентин тронул его за плечо:
– Ну, счастливого Нового года!
– Угу, и тебе того же! – улыбнулся Андрей.
8
Валентин ушел. Я отложил в сторону журналы и несколько минут сидел не двигаясь. Значит, не так все это просто. Еще вчера мне казалось, что стоит только вернуться в лабораторию, как все пойдет по-старому, и будет так же интересно и хорошо, как и раньше, и будешь чувствовать, что то, что ты делаешь и чем живешь, действительно нужно. И вот сидишь, словно пришибленный, без мыслей, без желаний. И все время помнишь о том, что на эту установку потрачено почти четыре года, а сделано еще очень мало. И начинает казаться, что эти годы можно было прожить как-то иначе – лучше и интереснее...
Я стал набирать коэффициенты контрольных задач. Еще раз проверил все начальные условия и включил решение. Потом начал сравнивать осциллограммы. Несколько усилителей были, по-видимому, расстроены, и ошибка оказалась довольно большой. Для Майи это не имело особого значения, но для меня не годилось, и я решил сделать полную проверку. Я заново настроил почти все реле, сменил десятка полтора ламп, но все еще что-то не ладилось. Я провозился часа два, но никак не мог понять, в чем же тут дело. Сидел, смотрел на экраны осциллографов, курил и думал.
И вдруг
В дверях стояла Галя.
Я поднялся.
Она медленно подошла ко мне, улыбнулась.
– Ну, здравствуй, Андрюша...
– Здравствуй... – Я присел на край стола и принялся катать в ладонях теплое тельце лампы, которую недавно сменил. – Ты давно здесь?
– Минуты две. – Она стояла передо мной, опустив руки вдоль тела, и не сводила с меня глаз. – Пришла пригласить тебя на твой день рождения.
Я покачал головой.
– Не надо, Галя...
– Надо, Андрюша... Это ведь и мой день.
Мы не все еще сказали друг другу...
До сих пор она говорила спокойно, но тут ее голос сорвался, и я внимательно посмотрел на нее.
Она села на мой стул и тихо заговорила, не глядя на меня:
– У меня такое чувство, что самого главного я так и не сумела сказать тебе. Или ты не захотел понять меня... Последнее время я много думала о том, как это может выглядеть со стороны. Женщина, которой уже немало лет, еще красивая, но если внимательно присмотреться, то увидишь и морщины на лбу и тени под глазами, и через год-два каждому станет ясно, что этой женщине под тридцать... А ей хочется выйти замуж, иметь детей, но она просто не представляет, как ей расстаться со своим счастьем. Свое... Не очень-то красиво, а? И ты – ты тоже так думаешь?
– Нет, – сказал я.
– Ты не умеешь лгать, Андрей... Если сейчас так не думаешь, то когда-то эта мысль наверняка приходила тебе в голову. Потому что это правда – не вся правда, но все-таки правда. Да, мне очень хочется иметь свою семью, своих детей, а не выходить по вечерам в сквер и не смотреть украдкой, как там играют малыши... Ведь мне уже двадцать семь, Андрей... Но когда я прихожу к себе в комнату и вижу твою фотографию и пустую коробку из-под сигарет – я так и не выбросила ее, – мне кажется, что ты только на минутку вышел и вот-вот вернешься... А стоит открыть ящики стола, и руки сами ищут твои письма. Каждая мелочь напоминает о тебе, и когда я подумаю, что ты больше никогда не придешь ко мне, а через два месяца я уеду и все так кончится... тогда хочется кричать...
Я снял очки и задумался.
– О чем ты сейчас думаешь? – спросила она.
– Я вспоминаю притчу о двух глухих... Ни один из них не хотел признаваться в том, что плохо слышит, и каждый кричал только о своем и обвинял другого в том, что тот не хочет выслушать его. Вот так и мы... Ты знаешь только то, что любишь меня, а я знаю другое – что не люблю тебя. И все остальное – лишнее...
– Боже мой, как ты груб... Груб и жесток...
– Да.
– И это все, что ты мне можешь сказать?
– Да, это все.
Она встала и вышла, покачнувшись в дверях.
Я смотрел на то место, где она только что была. Потом выключил установку.
9
Андрея долго не было. Олег открыл бутылку, расставил на столе закуски и уже с полчаса нетерпеливо расхаживал по комнате. «Этот маньяк, чего доброго, может забыть и о собственном дне рождения», – подумал он.
Андрей пришел в девять и устало повалился на диван. Протирая стекла очков, он близоруко огляделся и хмыкнул: