Ищите женщину
Шрифт:
– Сверху?
– Дядя Костя все-таки сказал или сам допер? – улыбнулся Генрих.
– А я сразу сопоставил твои слова и нашу обыденность. Бурно начали, если помнишь, а после также быстро все свернули. Нет, конечно, какие-то телодвижения продолжаются…
– Вот именно, – покачал головой Генрих, – точное слово.
– Давят, что ль, на нашего?
– Да он окажется сам виноват. Ладно, об этом потом. Дело ваше заключается в том, что идет охота на держателя очень нехорошей компры. И на сей счет есть прямая договоренность двух служб, ясно чьих?
Турецкий указательным
– Вот именно. Но о ликвидации там речь не шла, только изъятие. Поэтому не могу исключить чьей-то инициативы.
– Может, они торговаться начали? То есть как бы легализовали секретные сведения?
– Скорее всего, другого объяснения не вижу.
– Тогда, прежде чем мы продолжим, прогляди, пожалуйста, то, что я принес. Это важно.
– Ну давай, а ты пока наливай, действуй. Там, на кухне, пошарь, вафли есть, печенье какое-то. На меня не обращай внимания…
Но уже через несколько минут чтения – Генрих превосходно владел английским – Турецкий услышал:
– Ну, ребя-ата!… Кто знает, что это – у вас?
– Теперь – ты.
– Я бы не советовал бегать по улицам с таким материалом под мышкой.
– Так оригинал у Кости, а это мне и не нужно. Можешь себе оставить. Я не собираюсь отчитываться за каждую копию.
– А вы их и не делали, – вкрадчиво заметил Генрих, в упор глядя на Турецкого.
– Мы нет, – быстро согласился Александр. – Наверное, делал теперь уже покойный Вадим Кокорин.
– Очень логично. И очень правильно. А кроме тебя да Константина Дмитриевича их никто тоже не видел, ни секретари, ни машинистки, ни один человек? Из которого можно душу трясти, понимаешь?
– Я читал. И подумал, что, возможно, Музыкантом назвали известного в молодости саксофониста. Не так?
– В точку. А теперь слушай, что делать дальше. Думаю, будет невелика обида у некоторых дядей, если какие-то вопросы станут решать сами президенты. На своем уровне, понимаешь? Отсюда вывод: адрес доставки.
– Я не потороплюсь, если назову Григория Севастьяновича? – закинул удочку Турецкий.
Генрих с хитрой восточной улыбкой посмотрел на него и заметил как бы самому себе:
– Не понимаю, зачем я понадобился, когда они и сами хорошо все знают?
– Знать, Гена, мне мало. Даже хорошо. Я должен быть абсолютно уверен.
– Согласен. И лучше всего это сделать твоему шефу. В собственном кабинете. В твоем присутствии. Вот, мол, все мы тут. И отвечаем головой.
– А это не слишком? – усомнился Турецкий. – Вдруг тот дурак на память себе еще копию сделал?
– К вам конкретно это уже не имеет отношения. Наумову будет важен сам факт передачи. С соответствующим текстом. Ферштеешь?
– А то!
– Наливай. Молодцы. Такое дело закрыли! Да, и еще обдумайте место находки. Мне можешь не говорить, меня не интересует.
– Сочиним чего-нибудь, – задумчиво сказал Турецкий. – Конечно, зачем посторонних втягивать?… Ген, а остальные-то бумажки как?
– Ну о том, что Михайлов работал, да и сегодня пашет на ЦРУ, нам известно. Если он в какой-то уголовке замешан, там, у себя, это дело не наше, а их полиции. ФБР, в конце концов. Если бы
– Мисс Джеми?
– Вот именно! – засмеялся Генрих. – И отдайте им всю компру.
– А здесь ее держать еще какое-то время не очень опасно?
– Если только Михайлов лично не нанял киллера.
– А мы ведь поймали след того киллера, из отеля. И потеряли, естественно, так как он отбыл за бугор.
– Дядя Костя мне говорил. Я сообщил, к кому обратиться по этому вопросу. Это немножко не моя епархия. Слишком много интереса вокруг да около сейчас будет только мешать.
– И последнее, Ген. Насчет физика Красновского, которого обменяли на полковника Руденко.
– 3наю эту историю. Там один деятель из Комитета, который… курировал, крепко погорел. Не рассчитал, что у «его» физика язычок окажется довольно острым, а кроме того, что этот Красновский ничего, оказывается, на зоне не забыл и практически с ходу включился в проект. Ошибочка, как говорят, вышла. К счастью для физика, иначе бы ему век свободы не видать. Это ж было в восьмидесятом, по-моему, да?
– Точно, обменяли в восьмидесятом.
– Ну вот, мог бы и не дотянуть до… перестройки… Но ребята и тут не растерялись, нашли подход. Так уже не о нем речь шла, как о таковом. Фигура была и побольше, покрупнее…
– Роман Штейн, родители из Киева.
– Верно, – опять растянул губы в улыбке Генрих. – Ну все ты знаешь! Даже завидую.
– Я дневники читал.
– Интересно!
– Дать посмотреть?
– Зачем?! У меня разве своих забот не хватает? – Его ужас был неподделен и оттого особенно смешон. – Короче, работал тогда в нашем нью-йоркском консульстве Петр Суханов такой. Наш резидент. Он уже давно на пенсии. Ему и было поручено особое задание. Всех тонкостей не могу рассказать, поскольку просто не интересовался. Знаю, что была у него одна связь, которую он и закинул в окружение нужных объектов. Они там сложную задумали комбинацию с подставками, компроматом, прочим, а дело разрешилось, как в анекдоте, само. Не выдержал дедушка чрезмерного напряжения. Ну на том все и закончилось. Петя что-то получил за эту операцию, связь, естественно, вытащили из щекотливой ситуации, куда-то убрали. Вот, собственно, и все.
– С этой связью, которую зовут Ириной, я вчера, как раз в это время, лопал запеченную собственными руками баранину и пил хорошее вино.
– Слушай, Александр, с тобой нельзя разговаривать! Ну и как она?
– Баранина? Давай как-нибудь сделаю, сам оценишь!
– Ирина! – закинул голову, смеясь, Генрих.
– Тоже неплохо. Во баба! – Турецкий показал большой палец. – Если бы не обстоятельства, ни за что б не упустил. Да и она, по-моему, еще очень не против. Только ее, кажется, Григорьев со своими капитанами-телохранителями ни в грош не ставит.