Ищу человека (сборник)

Довлатов Сергей Донатович

Через полчаса мы были у реки. Шофер сдержанно простился и уехал. Белла Константиновна подписала его наряд.

Вечер был теплый и ясный. За рекой багровел меркнущий край неба. На воде дрожали розовые блики.

В дом идти не хотелось. Мы спустились на пристань. Некоторое время молчали. Затем Эви спросила меня:

– Почему ты ехал в Эстонию?

Что я мог ответить? Объяснить, что нет у меня дома, родины, пристанища, жилья?.. Что я всегда искал эту тихую пристань?.. Что я прошу

у жизни одного – сидеть вот так, молчать, не думать?..

– Снабжение, – говорю, – у вас хорошее. Ночные бары…

– А вы? – Белла повернулась к Жбанкову…

– Я тут воевал, – сказал Жбанков, – ну и остался… Короче – оккупант…

– Сколько же вам лет?

– Не так уж много, сорок пять. Я самый конец войны застал, мальчишкой. Был вестовым у полковника Адера… Ранило меня…

– Расскажите, – попросила Белла, – вы так хорошо рассказываете.

– Что тут рассказывать? Долбануло осколком, и вся любовь… Ну что, пошли?

В доме зазвонил телефон.

– Минутку, – воскликнула Белла, на ходу доставая ключи.

Она скоро вернулась.

– Юхан Оскарович просит вас к телефону.

– Кто? – спрашиваю.

– Лийвак…

Мы зашли в дом. Щелкнул выключатель – окна стали темными. Я поднял трубку.

– Мы получили ответ, – сказал Лийвак.

– От кого? – не понял я.

– От товарища Брежнева.

– То есть как? Ведь письмо еще не отправлено.

– Ну и что? Значит, референты Брежнева чуточку оперативнее вас… нас, – деликатно поправился Лийвак.

– Что же пишет товарищ Брежнев?

– Поздравляет… Благодарит за достигнутые успехи… Желает личного счастья…

– Как быть? – спрашиваю. – Рапорт писать или нет?

– Обязательно. Это же документ. Надеюсь, канцелярия товарища Брежнева оформит его задним числом.

– Все будет готово к утру.

– Жду вас…

…Девушки принялись возрождать закуску. Жбанков и я уединились в спальне.

– Мишка, – говорю, – у тебя нет ощущения, что все это происходит с другими людьми… Что это не ты… И не я… Что это какой-то идиотский спектакль… А ты просто зритель…

– Знаешь, что я тебе скажу, – отозвался Жбанков, – не думай. Не думай, и все. Я уже лет пятнадцать не думаю. А будешь думать – жить не захочется. Все, кто думает, несчастные…

– А ты счастливый?

– Я-то? Да я хоть сейчас в петлю! Я боли страшусь в последнюю минуту. Вот если бы заснуть и не проснуться…

– Что же делать?

– Вдруг это такая боль, что и перенести нельзя…

– Что же делать?

– Не думать. Водку пить.

Жбанков достал бутылку.

– Я, кажется, напьюсь, – говорю.

– А то нет! – подмигнул Жбанков. – Хочешь из горла?

– Там же есть стакан.

– Кайф не тот.

Мы

по очереди выпили. Закусить было нечем. Я с удовольствием ощущал, как надвигается пьяный дурман. Контуры жизни становились менее отчетливыми и резкими…

Чтобы воспроизвести дальнейшие события, требуется известное напряжение.

Помню, была восстановлена дефицитная райкомовская закуска. Впрочем, появилась кабачковая икра – свидетельство упадка. Да и выпивка пошла разрядом ниже – заветная Мишкина бутылка, югославская «Сливовица», кагор…

На десятой минуте Жбанков закричал, угрожающе приподнимаясь:

– Я художник, понял! Художник! Я жену Хрущева фотографировал! Самого Жискара, блядь, д’Эстена! У меня при доме инвалидов выставка была! А ты говоришь – корова!..

– Дурень ты мой, дурень, – любовалась им Белла, – пойдем, киса, я тебя спать уложу…

– Ты очень грустный, – сказала мне Эви, – что-нибудь есть плохое?

– Все, – говорю, – прекрасно! Нормальная собачья жизнь…

– Надо меньше думать. Радоваться то хорошее, что есть.

– Вот и Мишка говорит – пей!

– Пей уже хватит. Мы сейчас пойдем. Я буду тебе понравиться…

– Что несложно, – говорю.

– Ты очень красивый.

– Старая песня, а как хорошо звучит!

Я налил себе полный фужер. Нужно ведь как-то закончить этот идиотский день. Сколько их еще впереди?..

Эви села на пол возле моего кресла.

– Ты непохожий, как другие, – сказала она. – У тебя хорошая карьера. Ты красивый. Но часто грустный. Почему?

– Потому что жизнь одна, другой не будет.

– Ты не думай. Иногда лучше быть глупым.

– Поздно, – говорю, – лучше выпить.

– Только не будь грустный.

– С этим покончено. Я иду в гору. Получил ответственное задание. Выхожу на просторы большой журналистики…

– У тебя есть машина?

– Ты спроси, есть ли у меня целые носки.

– Я так хочу машину.

– Будет. Разбогатею – купим.

Я выпил и снова налил. Белла тащила Жбанкова в спальню. Ноги его волочились, как два увядших гладиолуса.

– И мы пойдем, – сказала Эви, – ты уже засыпаешь.

– Сейчас.

Я выпил и снова налил.

– Пойдем.

– Вот уеду завтра, найдешь кого-нибудь с машиной.

Эви задумалась, положив голову мне на колени.

– Когда буду снова жениться, только с евреем, – заявила она.

– Это почему же? Думаешь, все евреи – богачи?

– Я тебе объясню. Евреи делают обрезание…

– Ну.

– Остальные не делают.

– Вот сволочи!

– Не смейся. Это важная проблема. Когда нет обрезания, получается смегма…

– Что?