Ищу комиссара
Шрифт:
— Вот видишь! И нечего тут разглагольствовать! Забирайте его, Григорий Михайлович, и дело с концом! — Говорил он так громко, словно они находились не в одной комнате, а в разных концах лесосеки.
«Ищу комиссара!» Почему эта фраза врезалась ему в память?..
…Пот заливал глаза и прохладными ручьями тек по спине. Редозубов пересек крайний волок и выбрался на ветку. Хотя, по его расчетам, он должен был выйти преступникам наперерез, Редозубов вначале не поверил своей удаче: на колее ясно просматривались следы тех двоих с санками и — поверху — шли следы унтов Проводникова. Снег не замел их потому, что с наветренной
Сначала Редозубов свернул на ветку и побежал по следам, не выпуская их из виду. Но, пробежав несколько десятков метров, остановился. Было ясно, что ни замполита, ни тем более преступников по ветке он не догонит, и те двое успеют выйти на газотрассу и остановить (если не захватить!) попутную машину. Слепо идя по следам, Редозубов терял все свое преимущество, вытекавшее из знания заготовительных кварталов. Преступники и — вслед за ними — замполит двигались теперь по огромной восьмерке, соприкасавшейся в двух точках с газотрассой; Редозубов же имел возможность выйти на газотрассу кратчайшим путем, и было бы глупо не воспользоваться этой возможностью. Конечно, следы преступников имеют определенную магию воздействия — от них не хочется отрываться, но интересы дела требовали от Редозубова неординарного поступка: уйти от следов, каким бы надежным ни казалось преследование, и выбираться скорей на газотрассу. Он сошел с ветки и зашагал по колее трелевочного трактора в глубь лесосеки. «Ищу комиссара!..»
5
После того, как бесшумно, словно призрак, промелькнули «Жигули», в которых был Костик, Лидер еще какое-то время — быть может, с полчаса — стоял у сосны, обхватив ствол и чувствуя, что не в силах вновь выйти на дорогу. Двигаться по лесосеке тоже было небезопасно, но ничего другого не оставалось, и он пошел по крайнему волоку, придерживаясь стены бора. Через километр он наткнулся на узкую просеку, прорезавшую бор перпендикулярно волокам.
Лидер отпрянул инстинктивно, как волк от красных флажков: просека удивительно напоминала полосу конвойного оцепления — казалось, еще мгновение — и на тропе возникнет солдат с автоматом. Он заставил себя успокоиться, шагнуть вперед — и тут же упал в сугроб, ощущая, что встают дыбом волосы: с дальнего конца просеки приближались трое.
Лидер отполз за сосну и, не веря собственным глазам, осторожно выглянул из-за ствола. Трое приближались. Все они были в штатском. Конечно, это были не солдаты конвойных войск. Это была милиция.
Лидер понял, что все кончено. То, что милиция была с автоматом, говорило о многом и, прежде всего, о том, что Калабин уже у них в руках. Уйти нечего и пытаться: через две минуты поисковая группа будет здесь, а следов шапкой не закроешь. И, конечно, этим молодым здоровым парням ничего не стоит догнать выбивающегося из сил Лидера.
Но судьба улыбнулась ему и на этот раз. Когда до того места, где лежал Лидер, тем троим оставалось каких-то метров пятьдесят, они остановились и, коротко посовещавшись, неожиданно свернули с просеки вправо, куда, видно, уходила еще одна тропа.
Лидер утер рукавом лицо, взял из сугроба свой чемоданчик и, проваливаясь по колено в снег, двинулся по просеке в сторону магистрали. Теперь, когда тропу промяла милиция, можно было не опасаться, что по просеке пустят еще одну группу. Не так уж много народу в райотделе, чтобы блокировать лес двойным кольцом.
Вряд ли было более трех часов пополудни, однако короткий зимний день подходил к концу. Смеркалось. Сыпал мелкий колючий снег. Тихо шумели, поскрипывая, сосны, как шумели
Как же все получилось, Лидер?..
Тогда же впервые услышал он и фамилию (а скорее, кличку) — Лидер, ставшую впоследствии его собственной фамилией.
…Он не помнил, сколько бежал по тому сосняку-кисличнику, спотыкаясь о корни и коряги и обдирая руки еловым подростом. Остановился, когда неожиданно все стихло, лишь шумели над головой сосны. Голодный и смертельно уставший, Васька вышел на небольшую поляну, сплошь заросшую земляникой, опустился на колени и, ползая, принялся срывать со стебельками перезревшую ягоду и толкать в рот. И в это время в противоположном конце поляны послышались голоса. Васька вскочил и навострил, как звереныш, уши, в которых отдавался еще вой сирен и грохот бомбежки.
Крепкое словцо, громко раздавшееся с той стороны поляны и прозвучавшее теперь нежнее материнской ласки, разрушило все сомнения.
— Дяденька! Дяденька-а-а! — завопил Васька, бросаясь через поляну в можжевеловые кусты, за которыми слышались голоса. Он не чувствовал боли от колючек, впивающихся в лицо и руки; ему почудилось вдруг, что те двое железнодорожников, бежавшие перед самым налетом вдоль состава, теперь, после бомбежки, хватились Васькн Хромова (кто-то ведь должен был хватиться!) и кинулись искать.
— Дяденька-а! Я зде-е-есь!..
Продравшись сквозь колючие заросли, он оказался на другой поляне, посреди которой стояли не двое, а человек семь или восемь взрослых. Никто из них, однако, не бросился навстречу Ваське, не издал радостного восклицания по поводу его появления. Более того, все эти люди как-то странно замолчали, взирая на Ваську без всякого удивления и даже без интереса. Чем дольше вглядывался он в этих людей, тем более странным казалось ему их поведение. Так, стояли они не беспорядочной группой, а полукругом, кроме одного, который сидел в центре на поваленной ветром сосне. Семеро, стоявшие полукругом, были одеты кто во что, но все как один стриженные под машинку; а тот, что сидел на поваленном дереве, в запыленной гимнастерке с отложным воротником, в грязных галифе и в фуражке… милиционер!.. У него же висела на ремне расстегнутая пустая кобура.
Как оказался он в лесу с группой арестованных, навсегда осталось загадкой: быть может, немецким снарядом разрушило ДПЗ [18] , или здание милиции, или автомобиль для перевозки заключенных; ясно было одно: ни себе, ни тем более Ваське милиционер ничем помочь не мог.
Некоторое время и те, что стояли полукругом, и милиционер молча разглядывали парнишку; наконец, один из стоявших, невысокого роста пожилой мужчина с глубоко запавшими глазами, спросил:
— Ты откуда взялся, голец?
18
ДПЗ — дом предварительного заключения (прежнее название КПЗ).