Исход Эдема
Шрифт:
От отвращения я прищуриваю глаза.
— Что ты делаешь?
— Из всего, что я узнал, — продолжает Люцифер, игнорируя мой вопрос, — наш Захари пустил о тебе слух, утверждая, что у тебя с твоей сестрой, Мери непристойный шашни. Он всем рассказывал о лесбиянках, состоящих в родственной связи, которых он застукал трахающимися на какой-то вечеринке. Конечно это было после того, как он пытался заставить тебя переспать с ним на той самой вечеринке, а ты в ответ заехала ему коленом по его менее впечатляющему мужскому достоинству. Так дело было, Захари? Расскажи нам, как ты пытался изнасиловать Иден, а затем заморал ее репутацию своей ложью.
— Пожалуйста, — хнычет долговязый парень, его рыдание звучит еще более жалко. Как долго он здесь? Он выглядит истощенным и болезненным. —
— Да, — задумчиво произносит Люцифер, злобно кривя чувственными губами. Его шлюхи тут же стонут при звуке его голоса. — Да, Захари. Тебе, действительно, очень жаль. Но не настолько, насколько вскоре станет.
Люцифер обращает свое жестокое внимание на девушку, стоящую рядом с Захари, хрупкую блондинку, тихо плачущую в грязные руки.
— Посмотри на меня, дорогая. — Голос Люцифера такой нежный и ласковый, но повелительные нотки в нем всегда присутствуют. Девушка подчиняется, слезы стоят в ее зеленых, переполненных ужасом, глазах. — О, так-то намного лучше. А теперь, ты сама представишься гостям в этой комнате или же мне это сделать?
Она начинает громко рыдать, при этом не разборчиво умоляя о пощаде. Её отчаяние, кажется только еще сильнее разжигает желание в глазах шлюх, вместе с жаждой садизма Люцифера.
— Очень хорошо, дорогая. Для меня это будет честью. Даниэль Маккалоу, — начинает он, сцепив в замок пальцы перед грудью. — Что я могу сказать, чтобы охарактеризовать данное создание перед нами?
Внезапно, Люцифер вскакивает на ноги, заставляя тем самым замолчать всех. В бесшумной комнате, похожей на пещеру не слышно не единого дыхания. Грязные заключенные дрожат и запах мочи в комнате становится сильнее. Люцифер подходит к ним ближе, а охранники, похожие на змей делают шаг назад. Они как минимум выше Люцифера на голову, но его близость принуждает их повиноваться ему.
— Я знаю таких, как ты, — шепчет он, почти касаясь губами влажной от слез щеки девушки, — Которые издеваются над слабыми. Которые получают удовольствия от чужих страданий. Ты насмехалась и издевалась над Иден в средней школе. Ты сделала из нее изгоя — урода. И когда ты устала от Иден, то перекинулась на ее сестру. Так ведь, Даниэль? Расскажи, как ты и твои шестерки бросали в нее использованные тампоны в коридоре школы. Или как ты засунула собачье дерьмо в ее шкафчик. В отличии от Иден, ты училась в старших классах, поэтому Мери было легко застать одну. Ты все обдумала и действовала жестоко, когда узнала, что она была самой уязвимой. И ты не проявила ни капли раскаяния. Нет. Ты чувствовала себя озлобленной…даже правой. Как она посмела, нищая сирота, дышать тем же воздухом, что и ты.
— Пожалуйста! — плачет Даниэль, сопли и слезы капали на её босые ноги. — Я сожалею. Пожалуйста, не причиняйте мне боль. Я не хотела так поступать.
— Хотела! — зарычал Люцифер. Схватив и намотав на кулак волосы, он дернул ее голову назад, чтобы Даниэль смотрела прямо ему в глаза.
Все, кроме Нико и меня, восторженно вздохнули.
— Не стой и не лги мне здесь прямо в лицо. Тогда ты именно этого хотела и сделала бы это снова. Разве нет? Ты бы заставила обеих заплатит за их существование.
В шокирующем действии отвратительного обольщения, Люцифер опускает голову и носом проводит по ее открытой, потной шее.
— Мммммм, да, ты бы сделала это снова. Я ощущал запах злости на тебе. Даже сейчас, говоря об этом, ты возбуждаешься.
Он так быстро отпускает ее, что Даниэль врезается спиной в охранника, который грубо ставит ее в вертикальное положение. Мне должно быть плохо из-за нее. Из-за них обоих. Но после пересказа тех бурных лет под их жестоким гнетом-, всё что я чувствую — это злость. Гнев за то, что они сделали. Гнев за то, что я собственноручно не заставила их страдать. Я помню всё. Раны все еще кровоточат, как если бы Люцифер разорвал швы моего прошлого. Я должна была быть хорошей…тихой и не влезать в неопрятности, если хотела остаться с сестрой. Если же нет, то я бы отправилась обратно в приют. Я уже на тот момент имела репутацию проблемного ребенка, один не верный шаг и
— Что скажешь, Иден? Мы должны повеселиться? Доставит ли это тебе удовольствие, любовь моя?
Вздернув подбородок, я собираюсь ответить, как вдруг краем глаза улавливаю движение. Охранники…эти огромные, отвратительные существа, не совсем змеи и не совсем люди, начинают стягивать кожаные ремни с себя. Мышцы на руках перекатываются под черно-зеленой чешуей, когда охранники, достав свои гигантские члены, водят по ним от основания до головки когтистыми руками. С ужасом в глазах я смотрю на Нико, на лице которого застыла маска отвращения. Я открываю рот, чтобы возразить, но Нико быстро и едва заметно качает головой, тем самым говоря мне, чтобы я проглотила свой протест, который рвется из горла. От звука криков, когда с пленников срывают грязное белье, слезы наворачиваются на глаза. Я опускаю голову и крепко закрываю глаза, отказываясь участвовать в том, что я знаю неизбежно сейчас произойдет. Лязг цепей, шлепки тел, женским смех, словно плевок в грязные ладони перед началом дела. Я знаю, что произойдет дальше, и я не в силах помешать этому. И возможно, крошечная, ненормальная часть меня не хочет…Я гоню из головы эти мысли прочь. Нет. Нет, так неправильно. Независимо от того, кто они и что сделали, никто не заслуживает такого. Меня чуть не стошнило обедом на огромный резной деревянный стол, пока их крики разносились по обеденному залу.
Охранники ворчат, пока рвут плоть и окрашивают себя кровью и грехом, это просто невыносимо. Как они могут получать удовольствие от пытки? Как они могут возбуждаться от беспомощных криков жертв? Я кричу, почувствовав чьи-то гладкие пальцы на щеке, и отшатываюсь от нежного прикосновения. Я ощущаю теплое дыхание на ухе, а затем Люцифер соблазнительно шепчет.
— А-а-а. Не прячься, Иден. Смотри. Посмотри, как они извиваются и плачут, как жалкие черви в грязи. Видишь, как страх в их глазах сменяется удовольствием, которое их тела не могут отрицать. А теперь посмотри на меня, любимая. Получай удовольствие от их беспомощности, как они получали от твоей.
Схватив меня за подбородок, он поворачивает мою голову. Я стараюсь не смотреть на отвратительную сцену, развернувшуюся в нескольких футах передо мной, но я не могу. Я слишком устала. И слаба. Во мне ни осталось никаких сил, чтобы бороться. Охранники, насилующие Захари и Даниэль, заставили их встать на колени и теперь они вколачиваются в них с бешенной скоростью. Их удары сильные, безжалостные и от этого меня внутри разъедает кислота. Так много боли на их лицах. Столько раскаяния, стыда и безысходности на показ публике, которая веселится и чокается бокалами, наполненными вином.
— Не плачь из-за них, родимая, — шепчет Люцифер, все еще сжимая меня за челюсть. — Они не заслуживают твоих слез. Думаешь им бы не было плевать, если бы тебя так насиловали и рвали? Думаешь они бы оплакивали тебя?
Я качаю головой, испытывая боль в горле от рыданий.
— Мне все равно. Никто такого не заслуживает.
— Тут ты ошибаешься, любовь моя. — Он обратно садится на свое кресло, изящно закинув одну ногу на другую.
— Наш друг Захари — педофил. Да, да. Наверное, поэтому он издевался над своими одноклассниками геями? Он испытывает слабость к маленьким мальчикам в возрасте трех лет. Действительно, ублюдок до мозга костей. Я отыскал его как раз в самом разгаре дела. Он насиловал маленького мальчика, пока тот не истек кровью и не умер от такой жестокости. Испугавшись, Захари начал молиться, прося о помощи. Но к его несчастью, наш милосердный Отец был занят куда более важными делами. И поэтому на зов ответил я.