Исход. Том 2
Шрифт:
Последние слова Глена потонули в буре аплодисментов, и Глен, весьма довольный, вернулся на место. Он перемешал их огромной кочергой… или его слова были для них волшебной музыкой? Не важно. Они более безумствовали, чем боялись, они были готовы к переменам (хотя их желание может и поубавиться к апрелю, охлажденное долгой зимой)… но больше всего они были готовы к разговору.
И люди говорили следующие три часа. После полуночи некоторые ушли, но таковых было немного. Как подозревал Ларри, это не предвещало ничего хорошего. Было много безумных предложений: бомбардировка и/или запуск собственной ракеты с ядерной боеголовкой, переговоры на высшем
В последний час люди вставали один за другим и пересказывали собственные сны, казалось, к нескончаемому удивлению присутствующих. Стью это снова напомнило бесконечные мальчишечьи базары о сексе, на которых он присутствовал (в основном в роли слушателя), будучи подростком.
Глен был удивлен и растроган возрастающим желанием собравшихся говорить в атмосфере возбуждения и взволнованности, сменившей тупое безразличие, царившее в начале собрания. Огромный катарсис, требовавшийся давным-давно, наступил, и он тоже напоминал разговоры о сексе, но совсем по-другому. Они говорили как люди, думал он, долгое время хранившие в тайне свою вину, неадекватно оценивавшие собственное поведение и вдруг открывшие, что высказанные вслух эти вещи вполне обычны. Когда внутренний ужас, посеянный во сне, завершился жатвой в этом словесном марафоне, он стал более управляемым… возможно, даже побежденным.
Собрание закончилось в половине второго ночи, и Глен, уходя с него вместе со Стью, впервые после гибели Ника почувствовал себя хорошо. Он уходил с чувством, что они сделали первый важный шаг для самих себя в той битве, которая им еще только предстояла.
Он ощутил надежду.
Электричество включили в полдень пятого сентября, как и обещал Брэд.
Оглушительно взвыла сирена на здании окружного суда, заставив испуганных людей выскочить на улицы и вглядываться в безоблачное небо в ожидании появления самолетов темного человека. Некоторые попрятались в подвалах, где и оставались, пока Брэд не нашел выключатель и не отключил сирену. Тогда они, с пристыженными лицами, выбрались наружу.
На Уиллоу-стрит возник пожар, и дюжина добровольных пожарных быстро потушила его. Крышка люка взлетела в воздух на перекрестке Бродвея и Уолнат-стрит, пролетела почти полсотни метров и рухнула на крышу магазина игрушек, как заржавевшая погремушка великана из сказки.
В этот день, названный Днем Электричества, произошел один смертельный случай. По неизвестным причинам взорвался автомагазин на Перл-стрит. Рич Моффет сидел в это время на крыльце дома напротив с бутылкой «Джек Дэниел» в руках, когда отлетевшая железная боковина ударила его, моментально убив. Теперь он уже не будет бить витрины.
Стью находился рядом с Франни, когда на потолке ее палаты зажужжали флюоресцентные лампы. Он смотрел, как они мигали, мигали, мигали, а потом загорелись нормальным, таким знакомым светом. Стью, не в силах отвести взгляд, зачарованно смотрел на них минуты три. Когда он снова взглянул на Франни, ее глаза блестели от слез.
— Франни? Что случилось? Тебе больно?
— Из-за Ника, — всхлипнула она. — Как это несправедливо, что Ника нет в живых и он не может увидеть. Поддержи меня, Стью. Я хочу помолиться за него, если смогу. Я хочу попробовать.
Он поддерживал ее, но не знал, молится ли Франни. Неожиданно он почувствовал непреодолимую тоску по Нику и ненависть к Гарольду — такую сильную, как никогда прежде. Франни была права. Гарольд не только
— Ш-ш-ш, — прошептал он. — Франни, ш-ш-ш.
Но она еще долго плакала. Когда слезы высохли, он нажал на кнопку, чтобы приподнять верх ее кровати, и включил настольную лампу, чтобы она могла читать.
Стью медленно просыпался — кто-то тряс его за плечо. В уме он медленно перебирал, казалось, нескончаемый список имен людей, которые могли прервать его сон. Его мать, говорящая, что пора вставать, топить печь и собираться в школу. Мануэль, вышибала из публичного дома в Нуэво Ларедо, сообщающий, что время за двадцать долларов истекло и нужно заплатить еще двадцать, если он хочет остаться на всю ночь. Сестра в белом комбинезоне, желающая измерить ему давление. Это могла быть Франни.
Это мог быть Ренделл Флегг.
Последняя мысль была как ушат холодной воды, выплеснутой ему в лицо. Но это были вовсе не эти люди. Это был Глен Бейтмен, рядом с ним вертелся Кин.
— Ну ты и спишь. Тебя из пушки не разбудишь, Восточный Техас, — произнес Глен, показавшийся расплывчатой тенью в почти абсолютной темноте.
— Для начала мог бы включить свет.
— Знаешь, я совсем забыл об этом.
Стью включил лампу, зажмурил глаза от яркого света, затем взглянул на будильник. Было без четверти три.
— Что ты здесь делаешь, Глен? Я спал — это на тот случай, если ты не заметил.
Поставив будильник на место, Стью внимательно посмотрел на Глена. Тот выглядел бледным, испуганным… и старым. Глубокие морщины избороздили его лицо.
— В чем дело?
— Матушка Абигайль, — тихо произнес Глен.
— Умерла?
— Прости Господи, я почти желаю, чтобы это было так. Она очнулась. И зовет нас к себе.
— Нас двоих?
— Нет, пятерых. Она… — Голос его дрогнул, становясь хриплым. — Она знает, что Ник и Сьюзен погибли, и то, что Фран в больнице. Не знаю, каким образом и откуда, но она знает.
— И она зовет к себе Комитет?
— То, что от него осталось. Она умирает и хочет кое-что сообщить нам. И я не знаю, хочется ли мне услышать это.
Ночь была холодной — не просто прохладной, а именно холодной. Куртка, которую Стью вытащил из шкафа, оказалась очень кстати, и он застегнул ее до самого горла. В небе над головой висел морозный месяц, напомнив ему о Томе, который должен был вернуться назад, когда луна станет полной. Сейчас луна была в первой четверти. Только одному Богу известно, в каком месте смотрит луна на Тома Каллена, Дайану Юргенс и Судью Фарриса. Бог знал, что она смотрит и на странные события, происходящие здесь.
— Первым я разбудил Ральфа, — сообщил Глен. — Попросил его пойти в больницу и привести Фран.
— Если бы врач считал, что ей можно вставать, он отпустил бы ее домой, — раздосадованно заметил Стью.
— Но это же особый случай, Стью.
— Для человека, не желавшего прислушиваться к тому, что хочет сказать старая женщина, ты слишком торопишься добраться до нее.
— Я боюсь не успеть, — ответил Глен.
В десять минут четвертого к дому Ларри подъехал «джип». Дом был залит светом — не от газовых ламп, а ярким электрическим светом. Каждый второй фонарь тоже горел, не только здесь, на Столовой горе, но и по всему городу, и Стью всю дорогу, как очарованный, смотрел на них, пока они ехали на «джипе» Глена. Последние летние мошки, вялые от холода, вились вокруг стеклянных шаров.