Искал Аллаха – нашел Христа. История бывшего мусульманина
Шрифт:
Фетва – решение или указ представителя исламской духовной власти.
Есть и еще один вопрос, в котором мнения решительно расходятся: каждая деноминация имеет свой набор хадисов, которые считает достоверными и истинными. Поскольку хадисы – второй по авторитетности источник для шариата, эти разногласия имеют серьезные практические следствия. Именно с этим связаны многие различия между суннитскими и шиитскими обычаями. У этих мусульман разные книги хадисов. Это различие,
Но, помимо этих различий, стоит отметить, что взгляды и практики большинства мусульман очень во многом совпадают. Например, и все четыре основные школы суннитов, и все три основные школы шиитов учат тому, что человека, отрекшегося от ислама, следует казнить за отступничество – расходятся они лишь в деталях квалификации «преступления» и в том, кто и как должен совершать казнь. Лишь маргинальные группы, скажем, либеральные мусульмане или ахмади, отказываются от этой освященной временем практики.
На иджтима мне всех этих деталей не рассказали, да это и не требовалось. В сущности, большинство мусульман этого не знает. Они знают ислам, насколько сами его практикуют, а остальное оставляют ученым. Иджтима и другие подобные собрания более, чем что-либо иное, учили нас возрастать в любви к исламу и в единстве друг с другом. Они удостоверяли, что у нас есть религиозные вожди, знающие ответы и на те вопросы, на которые сами мы ответов не знаем. Мы регулярно встречались, обсуждали вопросы веры – и стали сильной общиной.
Подробнее о шариате читайте в книге «Нет Бога, кроме Единого» (No God but One), часть 1: «Шариат или Евангелие: два разных решения».
9. Сны верующих
Однажды, когда мы возвращались из Глазго в Данун после одного из подобных собраний, Амми и Абба были явно чем-то озабочены.
В тот раз мы задержались в мечети. Последний паром уже ушел, и, чтобы попасть домой, нам требовалось обогнуть Холи-Лох на машине, а такая дорога занимала не меньше двух с половиной часов.
Но такое случалось и прежде, и никогда раньше Амми и Абба из-за этого не беспокоились. Завтра воскресенье – значит, Аббе не нужно рано вставать и идти на службу. Родители сидели на передних сиденьях и разговаривали вполголоса, так что мы с Баджи не слышали, о чем они говорят – но ясно различали в их голосах тревогу. Что-то было не так.
– Абба, что случилось? – спросила первой Баджи.
– Ничего, бейти. Проверьте ремни безопасности, убедитесь, что дверь заперта, и спите. Уже поздно, и вам давно пора быть в постели. Иншалла, скоро будем дома.
Амми бросила на Аббу расстроенный взгляд, но промолчала. Больше они оба не сказали ни слова.
Несколько минут спустя попробовал я:
– Амми, что-то не так?
– Ты разве не слышал, что сказал Абба? Делай, что он говорит!
Что бы ни было на душе у Аббы и Амми, ясно было, что с нами
Прошло еще несколько напряженных минут, и наконец Амми, как видно, на что-то решилась. Повернувшись к Аббе, она тихо спросила:
– Значит, ты снова это видел?
– Да, все то же, и даже яснее, чем прежде.
– Тогда давай вернемся! Поворачивай назад! Чалло, хватит с нас этого!
Похоже, Абба только этого и ждал. Он развернул машину и погнал назад, в Глазго. Мы с Баджи понимали, что пока лучше не задавать вопросов. Напряжение родителей, кажется, немного смягчилось, но настроение не улучшилось.
– Мне найти гостиницу? – спросил Абба.
– Нет, остановимся у Маликов. Они поймут.
При этих словах Амми моя тревога мгновенно обратилась в радость. Малики – семья из нашей мечети, с которой мы особенно сдружились. Мистера и миссис Малик я называл «дядей» и «тетей» не только потому, что так принято называть старших в Пакистане, но и потому, что для меня они в самом деле стали чем-то вроде вторых родителей. Вел ли я себя идеально, или отчаянно озорничал – они всегда принимали меня с теплотой и любовью.
У дяди и тети Маликов было пятеро детей, все – наши добрые друзья. На старшего сына Маликов, которому было уже тринадцать, я мечтал быть похожим и обожал проводить с ним время. Все странности нашего пути домой на время были забыты.
Еще более радовался и волновался я оттого, что мне впервые предстояло провести ночь в гостях. Если мы не путешествовали всей семьей, то, как правило, ночевали дома. Ночевки у друзей были для нас чем-то неслыханным – не только потому, что все наши друзья жили в Глазго или еще дальше, но и потому, что Амми не желала даже на одну ночь выпускать нас из-под присмотра.
До поздней ночи мы веселились, играли в настольные игры и смотрели кино. А когда родители легли спать, наши друзья предложили посмотреть новое видео – недавно вышедший страшный фильм под названием «Хищник».
Надо сказать, мое детство было и вправду безоблачным. Должно быть, поэтому фильм всерьез меня напугал. Я не досмотрел его до конца – и даже насмешки друзей не заставили меня вернуться к телевизору. Ночью я плохо спал; мне снилась беготня по джунглям, стрельба, невидимые охотники на людей, огромный военный с невыносимым австрийским акцентом – и проснулся я совершенно разбитым.
На следующее утро нас накормили пакистано-шотландским завтраком, сделавшим бы честь и королевскому столу. Стоя у дверей, Амми поблагодарила тетю. Абба и дядя тем временем вышли на улицу и там, стоя возле машины, вполголоса говорили о чем-то. Я держался поближе к Амми, и она не возражала, понимая, что я плохо спал; я цеплялся за нее всегда, когда плохо себя чувствовал или бывал чем-то расстроен.
Тетя, бросив взгляд на улицу, сказала самым будничным тоном:
– Сейчас-то уже день. Можешь рассказать, что он видел.