Искатель, 1961 №2
Шрифт:
Настал момент, когда он, не удивившись и даже не заметив, как это случилось, вспомнил все, что было с ним до того, как он впервые потерял сознание.
Но где он? Дома или в больнице?
Мучительно хотелось открыть глаза, но все попытки не приводили ни к чему и только причиняли резкую боль.
Его тело по-прежнему было совершенно неподвижно, но теперь он уже чувствовал, что левая нога у него забинтована от бедра до колена. Такую же повязку он ощутил на правой руке от плеча до локтя и на шее. Его голова лежала на
Мелькнула мысль об операционной, но под ним было упругое ложе, не похожее на поверхность стола.
Неокрепший мозг устал от всех этих мыслей и впечатлений, и его стало клонить ко сну, обычному здоровому сну, а не в забытье, как это было все последнее время.
И он уже настолько «проснулся», что ясно ощутил эту разницу и обрадовался ей.
Сквозь дымку, заволакивающую мозг, он слышал, как кто-то снова подошел к нему, почувствовал чье-то дыхание на своем лице, но не очнулся…
Острая боль пронизала тело. Он успел понять, что в него проникает сильный ток, и потерял сознание.
Сколько прошло времени, он не знал. А когда очнулся (это произошло сразу, как от толчка), то мгновенно вспомнил все, что случилось с ним до того, как он заснул. Опасения, страхи и неопределенное волнение вернулись к нему.
Но в следующее мгновение все исчезло, когда он понял, что сильное и ровное дыхание поднимает его грудь.
Он ДЫШАЛ!
Может быть, вернулась и способность двигаться? Попробовав пошевелить рукой, он убедился, что нет — двигаться по-прежнему не в силах. Но это его не особенно огорчило. Все чувства сосредоточились на дыхании.
Воздух, проникавший в легкие, доставлял ему острое чувство, блаженство.
Его мысль еще работала слабо, и он не задумался над тем, почему испытывает такое наслаждение от простого дыхания, которого прежде никогда не замечал. Он боялся, что дыхание может снова исчезнуть. Но минуты шли за минутами, а ничто не изменялось: воздух глубоко входил в легкие и выходил обратно. Вдох, выдох! Вдох, выдох!
Когда чувство блаженства, доставляемое воздухом, несколько притупилось, он заметил, что, пока он спал, в его положении произошла перемена. Голова лежала теперь на мягкой подушке. Он был укрыт, его руки лежали поверх одеяла. Бинты были сняты.
Все эти перемены, по-видимому связанные с тем, что он окончательно пришел в сознание, успокоили его. Больше он ничего не боялся и решил терпеливо ждать, пока кто-нибудь придет.
Но ни один, даже самый слабый, звук не нарушал тишины, и он ясно слышал биение собственного сердца.
Так проходили часы, дни, недели, месяцы…
Его мысли были теперь настолько ясны, что он мог в подробностях вспоминать обстоятельства, при которых впервые потерял сознание, и пытаться уяснить себе, где он находится.
Этот вопрос занимал его больше всех других, а их было немало. Он
Однажды он подумал, что можно по запаху определить, дома он или в больнице, но воздух был очень чист, и никакого, даже слабого, запаха он не почувствовал.
Часы бодрствования проходили в этом состоянии беспомощной неподвижности. Он не смог бы определить, сколько вообще времени провел в полном одиночестве, предоставленный своим беспокойным мыслям.
Сон его всегда был чрезвычайно глубок, настолько, что он ни разу не слышал, как входили люди, как с его неподвижным телом производили различные, неведомые ему процедуры. Ни разу он не проснулся при этом. Но с каждым днем он чувствовал себя все лучше и лучше. Если бы не тягостная неподвижность, он мог бы считать, что совершенно здоров, более здоров, чем когда-либо раньше. Его тело ощутимо для него наливалось жизнью, энергией и силой.
И вот однажды, когда навязчивый вопрос: где он находится? — вновь завладел его мыслями, он почувствовал внезапно раздражение, попытался пошевелиться и совершенно неожиданно… открыл глаза.
В первое мгновение он даже не осознал, что случилось, но в следующее понял, и его охватила бурная радость.
Ничего увидеть он не успел, свет причинил ему боль, но одно сознание, что он может видеть, может по своему желанию открывать и закрывать глаза, было для него, так долго лежавшего в полной темноте, огромной, ни с чем не сравнимой радостью.
Сначала свет показался ему слишком ярким, но он заставил себя долго смотреть сквозь узкую щелочку век. Затем он раздвинул веки чуть пошире.
Наконец, когда он решил, что глаза достаточно привыкли к свету, он позволил себе полностью открыть их.
То, что он увидел, наполнило его чувством величайшего удивления.
Он лежал на чем-то напоминавшем большой диван. Необычное ложе стояло на самой середине огромной, высокой… комнаты? Нет, это совсем не комната.
Словно гигантский темно-голубой мяч разрезали пополам и одну половинку положили на землю, чтобы она изображала собой потолок и стены. Сферическая поверхность купола казалась выточенной из одного куска неизвестного материала, который очень походил на металл, но был лишен характерного металлического блеска.
Пол, того же темно-голубого цвета, был гладкий, но не блестел и, по-видимому, не отражал в себе купола.
Никаких следов окон или дверей! За исключением его ложа, никакой другой обстановки, комната совершенно пуста!
Широко открыв глаза, человек, смотрел на удивительную картину, отказываясь понимать, где он находится.
В помещении было мягкое, приятное освещение, но откуда оно исходило — непонятно. И пол и купол были освещены совершенно равномерно, как будто они сами излучали свет.