Искатель, 1961 №3
Шрифт:
А впереди — два человека, чье молчание каждую секунду может лопнуть, как перетянутая струна. Агент не выдерживает первым.
— Простите, — говорит он. — Если не ошибаюсь, доктор Гюнтер?
Седой пассажир медленно поворачивает голову.
— Вы ошиблись! Меня зовут Дюбуа… — И как бы желая утвердиться в этом, повторяет: — Филипп Дюбуа…
Но агент не склонен отступать.
— Удивительное сходство! Могу побиться об заклад, что лечился в вашей клинике в Гайтбурге!
Пассажир вынимает сигареты. Взгляд агента падает на его левую
— И проиграете… — спокойно говорит седой пассажир, поправляя перчатку. Не торопясь закуривает. — Я не врач… И никогда не был в Гайтбурге…
ПЕРВЫЙ САЛОН
Иржи опускает камеру.
— Вот и все! Кажется, мы с тобой сняли неплохой план.
— Он попадет в фильм? — спрашивает мальчик.
— Весьма возможно…
— А какие вы снимаете фильмы?
— Разные…
— А полнометражные, художественные — тоже?
Осведомленность мальчика для Иржи неожиданна.
— М-м… Как тебе сказать… — Иржи покосился на равнодушную соседку. — В общем приходится…
В глазах Кристин, кажется, впервые промелькнул интерес.
Впереди широкая спина бывшего диктатора. Выпрямившись в кресле, он диктует секретарю:
— «Во имя свободы и человеколюбия я обращаюсь ко всему цивилизованному миру с призывом поднять голос протеста против кучки бунтовщиков, узурпировавших власть в моей стране, восстановить попранную справедливость и вернуть былое величие…»
Но, по-видимому, даже спутники экс-диктатора не верят в возможность возвращения былого. Во всяком случае, его яркая подруга гораздо больше заинтересована сейчас представителем фирмы «Грехэм, Грехэм и Дриблинг».
Раскрыв чемоданчик, комми демонстрирует ей образцы товаров.
— Какой изящный флакон! Что это?
— «Эликсир молодости». Секрет, сообщенный перед смертью Евой Браун. От трех до семнадцати капель на ночь — и через месяц даже ваша бабушка… — Комми, наклонившись к уху дамы, заканчивает фразу.
Подруга диктатора, отталкивая комми, смеется.
— Возьмите на память. Лет через пятьдесят попробуйте, синьора… синьора…
— Можете звать меня просто Тереза…
Диктатор закончил.
— Как подписать, ваше превосходительство? — спрашивает секретарь.
— Подпиши просто: Рамон Хуан Альварес Мария Бальтазар Лопес — президент.
— Вот! — комми торжественно вынимает из чемодана маленький пакетик. — Лучшее произведение нашей фирмы. Один порошок — и вот результат: этот не верящий в медицину господин проспит до самой посадки!
Комми толкает в бок соседа. Тот только всхрапывает во сне.
— Возьмите, когда-нибудь пригодится…
Генри продолжает яростно нажимать
— Черт побери! Можно умереть от жажды, а эта девчонка наверняка болтает с экипажем!
Флегматичный толстяк смотрит на часы.
— Видите, — говорит он соседу, — я был абсолютно прав: час давно прошел, а завтрака нет и в помине!
Он достает термос. Но филумениста волнует другое.
— Мы еще не набрали высоту?
Толстяк на секунду перестает жевать.
— Вам хочется еще выше? Мы уже второй час летим по курсу.
— Тогда почему же…
Филуменист указывает на горящую табличку «Не курить».
— Спросите у стюардессы. — Толстяк вновь принимается за еду. — Я же говорил, что этим новомодным штучкам нельзя доверять.
— Извините…
Филуменист выбирается в проход и направляется к кабине пилотов.
Деликатно стучит в закрытую дверь. Никто не отвечает. Старичок стучит еще раз. Ответа нет.
— Прошу прощения…
Осторожно открыв дверь, скрывается в кабине…
…На передней панели салона, как раз над дверью в кабину пилотов, три круглых циферблата.
Альтиметр, стрелка которого слабо колеблется возле цифры 9 тысяч метров…
Указатель скорости, показывающий около 400 километров в час…
И часы, отсчитывающие второй час полета…
Филуменист появляется в салоне через несколько мгновений. Он так бледен, что Генри невольно поднимается ему навстречу.
— Что с вами?
Филуменист слабо машет рукой в сторону кабины экипажа.
Генри опускает обессилевшего старичка в свое кресло и открывает дверь кабины…
Приборы над дверью показывают ту же высоту и скорость.
И только минутная стрелка часов продвинулась на два деления вперед.
Генри, вернувшись в салон, тщательно прикрывает за собой дверь. Он изменился. Исчезла куда-то равнодушная ленца. Генри медленно обводит глазами салон.
Миссионер… Слегка протрезвевший солдат… Спящий худой человек… Комми, любезничающий с яркой соседкой… Надутые молодожены… Иржи, болтающий с мальчишкой… Толстяк с термосом в руках… Неподвижная как изваяние женщина в сари.
Все заняты своим делом. Только студентка не спускает с Генри тревожного взгляда. Но Чармену сейчас нужна не она. Он снова оглядывает пассажиров…
— …А вам приходилось снимать фильмы с участием Евы Пристли? — спрашивает оператора мальчик.
В его глазах мелькает лукавинка, которой Иржи, увы, не замечает.
— Ева Пристли? — Иржи уже не рад, что затеял этот разговор: мальчишка оказался невероятно дотошным. — «Женщина в красном»?