Искатель, 1962 №1
Шрифт:
— Может, попробуем новый питательный раствор, Макар Иванович? — спросил один из людей в белом. — Очень близок по составу…
— Довольно составов! Будем вводить концы прямо в живую собаку. Пусть она сама питает и содержит в порядке свой регулятор. У нее там достаточно запасных каналов, может часть уступить нам.
Маску надвинули поглубже, что-то резко-приятное ударило Султану в нос. Он пытался вырваться, но тело уже плохо слушалось его, и пес заснул.
Султан хорошо перенес операцию, Теперь он все время висел на мягких лямках в станке, опутанном проводами, посреди большого, светлого зала, похожего на склад. Было скучно и неудобно.
Кормили Султана так, как не кормили даже гончих собак французских королей, но самочувствие его ухудшалось. Одно дело — два часа в камере разгадывать звонки, и совсем другое — день и ночь неподвижно висеть среди лихорадочной суеты и крика большой лаборатории. В спине началась ломота, она растеклась по всему телу: Султан поник головой, уши опали, мутные желтые глаза глядели на людей без всякого интереса.
— Отек и депрессия, — сказал однажды человек в белом халате Автоному Георгиевичу. — Необходимы движения, прогулки. Иначе летальный исход в течение недели.
— Это исключено, — ответил Автоном Георгиевич, глядя в пол. — Эксперимент нельзя приостановить.
— Се ля ви, такова жизнь и ее потребности, — меланхолично заметил врач. — Вашему «регулятору» нужны прогулки. И личная жизнь. Вы могли бы носить за ним кабель?.
— Я готов носить за ним кабель, хотя и я кандидат наук, — мирно ответил Автоном Георгиевич. — Но вы ручаетесь, что пес не станет бегать вокруг столба? Не погонится за котом, не свалится в яму и не оборвет при этом один из пятнадцати проводов? А тогда все начинай сначала. Где гарантии?
У врача гарантий не было.
— Снимите пса и ведите в операционную, — посоветовал Автоном Георгиевич. — Вшейте ему под кожу вот эту штучку. Тут из микромодулей мои мальчики смонтировали радиопередатчик и приемник на пятнадцать каналов. Батареи будут снаружи. Пусть бегает Султан и благодарит свою собачью судьбу. Кабеля не будет.
До чего же наивен был Султан, считая обстановку академической псарни идеалом собачьего существования!
На новом месте его освободили от всяких обязательных занятий. Только раз в неделю с величайшей осторожностью над ним несколько минут колдовали техники — меняли батареи. За ним ухаживали псари с ветеринарным образованием. Для прогулок ему был предоставлен участок парка, обнесенный высоким забором, чтобы он не мог удрать. А пища! Нет выражений для того, чтобы передать ее необыкновенную сладость и питательность.
Раньше у Султана была слабость: вкусный кусок заставлял начисто забывать те остатки чувства долга и собственного достоинства, которыми его наделили поколения предков — верных, самоотверженных собак. За кусок колбасы он не раз продавал случайных хозяев, был поносим, бит и изгоняем. А ведь в колбасе, если принюхаться, есть что-то резкое, и теперь он смотрел на нее равнодушно, почти как на завалявшуюся в пыли корку.
А главное — никаких наказаний! Однажды, играя, он разорвал брючину
Постепенно он стал толстым, наглым и сварливым. Любимое его развлечение состояло в том, чтобы незаметно подкрасться к служителю и, сделав вид, что тот нечаянно попался на пути, ударить плечом, а затем куснуть. Когда один псарь стал ходить в брезентовых брюках, заправленных в высокие кирзовые сапоги, оскорбленный Султан ушел в угол, лег на пенопластовую подстилку и ворчал до тех пор, пока перепуганный парень не ушел. И хотя он потом являлся в мягких фланелевых штанах, Султан настоял, чтобы он не приходил вовсе.
Однажды ему нанесли визит начальник лаборатории и его заместитель. Макар Иванович подошел к пенопластовой подстилке, на которой нежился Султан, и ухватил его за ошейник.
Пес даже затрясся от злости. Только что у него в голове начали складываться неясные, но очень приятные планы, как провести время до обеда, и вдруг его — понимаете, его, самого Султана! — хватают за ошейник. Он ощерился, уверенный, что Макар Иванович горько раскается в своем невежестве, но — нет уж, извините! — будет поздно: он не потерпит ноги Макара Ивановича в своих владениях. И так как твердая рука не разжималась, пес извернулся и цапнул ее чуть повыше кисти.
Макар Иванович отпустил ошейник и медленно выпрямился. Султан отвернул голову к стене, не желая принимать от грубияна никаких извинений.
Присутствующие поняли, что сейчас случится непоправимое. Макар Иванович побледнел, губы скривились, и, глядя поверх пса, он отвел ногу назад… Удар был бы страшен. Но Автоном Георгиевич бросился вперед и встал между псом и Макаром Ивановичем.
— Ты с ума сошел! — крикнул Автоном Георгиевич.
Наступило тяжелое молчание.
— К черту! — раздельно и твердо выговорил Макар Иванович.
— Прости, но…
— Заявление в отдел кадров… Ухожу сегодня. К черту!
— Иди. Видишь — гордость в нем заиграла! Дело бросишь? Занесся… Думаешь, мне легко возиться с этой мразью?
Макар Иванович ушел. За ним, качая головой, проследовал Автоном Георгиевич.
Под монотонный шум осеннего дождя Автоном Георгиевич привычно подкручивал винт зеркального дифференциатора. Перелом между участком кривой линии на пленке и ее отражением в зеркале исчез. Если и сейчас табличное значение сойдется с измерением по осциллограмме, новый электронный регулятор можно включить, а пса выключить.
0,27456! А в таблице? 0,27455. Сошлось!
— Переключайте каналы на автоматику! — крикнул он лаборантам и приник к зеленоватому окну осциллографа.
— Есть!
Дернулась, сбившись с такта, быстрая светящаяся паутинка и тут же вернулась на свое место. Все в порядке.
Макар Иванович просиял. Автоном Георгиевич расправил морщины на лбу. Как был, без шляпы прошагал на собачью ферму, не обходя пузырящихся луж.
На проклятого пса опять накатил очередной приступ хамства. Он валялся на подстилке и лениво взлаивал. Три человека суетились возле него. Один совал бром, другой — кусок говядины в сухарях, а третий следил за антенной: вертясь, Султан мог повредить передатчик.