Искатель, 1998 №9
Шрифт:
Однако пути подсознания неисповедимы, как неисповедимы пути Господни. По дороге в участок Тати вспомнил и первую мысль, и вторую, объединил их и, вместо того, чтобы ехать к себе, повернул машину в сторону мэрии. По рации связался с сержантом Донати и дал кое-какие указания.
В кабинет мэра бригадира пропустили без долгих церемоний, и Тати не стал терять времени.
— Господин Гаччи, — сказал он, — ваш погибший заместитель, если не ошибаюсь, был женат на вашей племяннице Сильвии?
— Не ошибаетесь, бригадир, — сухо сказал мэр. — Это одна из причин, почему я не намерен долго терпеть эти безобразия. Я просил уже,
— Ни к чему, — заявил Тати. — Сейчас мои люди производят задержание Никола Заккариа, вашего личного шофера, если мне не изменяет память.
— Да что вы себе… — начал Гаччи, но не закончил фразу. Щеки его обвисли, будто из мэра выкачали воздух.
— Вам ведь мешал именно Гуэльфи, верно, дорогой Гаччи? — мягким голосом продолжал бригадир. — А Заккариа идеально подходил на роль убийцы-маньяка, да к тому же невидимки. Он ведь с детства играет в самодеятельности.
Да я его сам несколько раз видел в спектаклях, последний раз в «Двух веронцах». Сорок пять лет, выше среднего роста, умение быстро переодеваться и отлично вести роль. Но только — вести роль. Писать ему должен был профессионал. Тем более что и в шахматы Заккариа, насколько я знаю, играть не умеет. Зато вы, господин мэр, неплохо переставляете фигуры. Разряда у вас нет, я справлялся, но видел своими глазами, как вы на городском фестивале два года назад обставили самого Менотти.
Гаччи молчал, глядя на бригадира пустым взглядом.
— Идея была хороша, — закончил Тати, вставая. — Навалить три лишних трупа, изобразить шахматный спектакль… Надеюсь, Заккариа расскажет на допросе, сколько вы ему заплатили за представление.
— Все это бред. — Мэр наконец пришел в себя. — Моего шофера сейчас вообще нет в городе, что вы несете, бригадир?
— Ну да, — подтвердил Тати. — Он звонил вчера из Мен-чидо. Вот я и вспомнил, что вы с нашими соседями организуете перед Пасхой совместную ярмарку. Я долго вспомнить не мог, кого напоминал мне этот невидимка — сорок пять лет, рост и все такое…
Бригадир пошел к двери, не оборачиваясь. Мэра он знал хорошо, так просто тот не сдаст партию. Арестовать Гаччи сейчас не было никаких оснований — нужны показания шофера, нужно заново проанализировать всю игру. Может, даже мэру удастся свести партию к ничьей. Знакомых у него много, а идти напролом у бригадира не было никакого желания. Себе дороже.
Но убийств больше не будет — это главное.
Но зачем, подумал он, выводя машину на осевую линию и включая мигалку с сиреной, зачем он продолжал играть, когда Гуэльфи был уже убит? Неужели только для того, чтобы завершить партию? И сколько людей он готов был еще принести в жертву?
Бригадир поднял трубку радиотелефона и потребовал сержанта Донати.
— Все в порядке, бригадир, — отозвался помощник. — Он уже колется. Похоже, эта столичная штучка, Бергонци, хочет потянуть одеяло на себя.
— Ну и черт с ним, — буркнул Тати, — с меня хватит. Терпеть не могу шахматы.
Павел АМНУЭЛЬ
ПРЯМАЯ УЛИКА
Смерть пассажирки
Не сказал бы, что аэропорт Орли чем-то меня поразил. Психологический эффект:
Багажа у меня с собой было немного — чемодан на колесиках и атташе-кейс, который я упаковывал утром самолично; никто мне не помогал, никаких посылок знакомым и, тем более, незнакомым я не принимал; короче говоря, на вопросы смуглых девочек из службы безопасности я мог отвечать со спокойной совестью и потому не очень торопился с ними встретиться тем более что рейс на Тель-Авив регистрировали за стойкой со странным номером 00-а1, не обозначенным ни на одном информационном табло. Не желая показывать своей неосведомленности, я медленно прошел по первому этажу, чемодан катился за мной как собачонка, время от времени совсем по-собачьи повизгивая колесиками на крутых поворотах. Естественно, стойки 00-а1 на первом этаже не было и быть не могло, на втором располагалась таможня и выход на посадку, значит, нужно было спуститься на минус первый этаж, иначе говоря — в подвал. Нормально: если случайно рванет бомба террориста, пусть разнесет сразу все здание, а не только одну его стену.
В подвале шла регистрация на дальневосточные рейсы, Тель-Авивский я обнаружил между Манилой и Сиднеем. Если бы из Орли летали еще и на Марс с Юпитером, израильский рейс непременно поместили бы в район пояса астероидов. Наверное, исключительно из-за изощренного антисемитизма, потому что к проблеме обеспечения безопасности все это, на мой взгляд, не имело ни малейшего отношения.
Регистрация уже подходила к концу, передо мной в очереди стояло человек пятнадцать, и не нашлось ни одного желающего спросить у меня: «Кто последний?» Опрос населения вели две девочки, лишь недавно вышедшие из младенческого возраста. Одна из них, нежно глядя в глаза смуглому молодому марокканскому еврею, интересовалась проблемами секса во Франции — мне, во всяком случае, послышалось: «А та проститутка, она вам ничего лишнего не вкладывала?» Вопрос звучал двусмысленно, но «марокканец» отвечал как солдат на плацу — кратко, громко и непонятно. Вторая девушка только что отпустила с Богом студента-израильтянина и принялась за очередную жертву — это была женщина лет тридцати пяти, яркая блондинка с тонкими чертами лица. На вопросы женщина отвечала медленно, будто обдумывала каждое слово, девушка терпеливо ждала и задавала следующий вопрос, лишь полностью выслушав ответ; разговор, будто жемчуг, нанизывался на тонкую нить, созданную каким-то большим специалистом в службе безопасности.
Я проследил за тем, как женщина, подхватив два тяжелых чемодана (эх, был бы я рядом), перешла к стойкам регистрации и минуту спустя, оставив багаж на ленте транспортера, вышла в боковую дверь — видимо, в зал отправления с его манящими наивного покупателя магазинами «Dutyfree».
— Господин летит в Тель-Авив? — услышал я голос рядом с собой и только тогда понял, что пока я следил за блондинкой, очередь успела рассосаться, и теперь обе девушки из службы безопасности сложили усилия, чтобы обнаружить в моем багаже вожделенную бомбу.