Искатель, 2014 № 07
Шрифт:
— Экономнее надо быть. Я ее, между прочим, на свои деньги покупал. — Майор окинул взглядом свой рабочий стол, на котором сейчас царил творческий беспорядок. — В каком кодексе? С комментариями?
— В синем, в бумажной обложке. Там, в середине, между страницами.
Посохин достал фотографии из потрепанной книжицы и стал внимательно их просматривать. На нескольких снимках старший лейтенант зафиксировал в разных ракурсах сломанную ветку молодой ольхи. Посохин одобрительно
— А говоришь, ничего не нашел.
— Вы про ветку, что ли? Может, ее раньше сломали? Или позже? На пару часов, например.
— Кто там будет в потемках по кустам лазить? А если бы и лазили, то там столько бы веток наломали! Нет, лазили, когда было светло. И делали это аккуратно. Девяносто девять процентов, что ее сломали именно тридцатого мая. Поверь моей интуиции. Обрати внимание как листики уже здорово подвяли.
— Так вести Дронова? — спросил Жарких.
— Конечно, веди!
Старший лейтенант положил папку на стол и вышел в коридор.
Через минуту перед Посохиным широко расставив ноги, словно у него были неимоверных размеров гениталии, сидел почти трезвый и, как всегда, небритый Иван Дронов. В заляпанной тельняшке без рукавов, камуфлированных штанах и тапках на босу ногу, он походил на военнопленного. Но только своим нарядом. На его лице никаких признаков уныния или страха Посохин не заметил.
— Здорово, Иван! Есть у меня к тебе пара вопросов.
— И вам не болеть. Спрашивайте, раз охота.
— Вопрос первый: ты ширинку перед кабинетом расстегнул или весь день так ходишь?
— Чего?
Дронов наклонил голову.
— О, блин! Молния на этих штанах все время расходится. Ларке сколько раз говорил…
Он потянул язычок бегунка вверх.
— Петрович, извини, я не специально.
— Я понимаю. Позапрошлый понедельник ты хорошо помнишь?
— А что? Опять про Квасова спрашивать будете?
— Да нет, про твоих телочек.
— Про девок, что ли? — ухмыльнулся Дронов.
— Про скотинку твою домашнюю. Я не Лариску имею в виду.
Оценив шутку, Дронов засмеялся. К жене он относился с легким небрежением, но никому, как выяснил Жарких, не позволял в ее адрес ни одного плохого слова сказать. Она их, кстати, и не заслуживала.
— Так где ты обычно свою живность пасешь?
— На лугу возле речки. А что?
— В позапрошлый понедельник ты, где ее привязывал? Луг ведь большой.
— Хрен ее знает. Не помню точно.
— Постарайся, пожалуйста, вспомнить. Напрягись немного.
— Ну, я… Где?.. В тот понедельник я привязывал… Где-то привязывал, блин! Не, че, так важно, в натуре?
— Важно, Иван. И где привязывал, и когда забирал.
— Че,
Дронов скривил рот, громко втянул носом воздух и, сделав паузу, выдохнул:
— Хэ-э!
Скрестив руки на груди, он долго сидел, глядя в потолок. Посохин его не торопил.
— Слева от дороги. До пляжа было метров тридцать, — наконец произнес с довольным лицом Дронов. — По прямой.
— А забирал когда?
Дронов почесал мощную шею и, не отнимая от нее руки замер, теперь уставившись в пол. На этот раз пауза была короче.
— Уже темнело.
— Лынов сказал, что ты пришел к нему в начале одиннадцатого.
— Точно! Значит, забирал в десять. Примерно. Мы с Вовкой Мошкиным со двора вышли… Потом когда к речке спустились, он пошел в кусты отлить, а я двинул на луг за скотиной. А Вовка не помнит, когда мы ходили?
— Помнит, но еще более туманно. Квасова мимо тебя не проходила?
— Бомба, что ли?
— Бомба. Квасова Раиса Николаевна.
— Не, не было такого.
Посохин почти с тоской посмотрел в окно.
— Может кто-то другой проходил?
— Не-е, — выпятив нижнюю губу, помотал головой Дронов.
— Хорошо. Спасибо.
— Да, че, там. Делов-то.
Дронов опять почесал шею.
— А! Слушай, — выставил он вперед растопыренную пятерню, словно рэпер. — Я там мужика в тот раз видел. Когда туда шел. Я начал вниз на луг спускаться, а он в это время к мостику через Серебрянку подъезжал. Вспомнил ведь. Башка еще работает.
— Ну-ну! — встрепенулся Посохин. — Что за мужик? Какой из себя?
— Мужик как мужик. Ехал на велике. Длинный такой. В кепке-восьмиклинке. Рубашка на нем в клетку еще была надета.
— Что за клетка? — уточнил майор.
— Ну, мелкая такая клетка, квадратиками. Черные квадратики, белые квадратики. Серые квадратики. Вроде… И еще джинсы на нем были. Синие.
— Лица не видел?
— Так он впереди был! Вернее, справа. Я не то что не видел, а так… Как бы сказать? Вполоборота! Если граммов двести накатить, я его мордашку сразу вспомню. Не всю, конечно.
Дронов поскреб пальцем висок.
— А! На нем кроссовки еще были с тремя полосками. «Адидас»! Их даже издалека хорошо видно.
— Возраст его можешь предположить?
— Ну, постарше меня, в натуре. Лет сорок.
— Может, ты и велосипед запомнил?
— Велосипед? Как его запомнишь?! Велик и велик. С багажником, с крыльями. Такой, как раньше делали. Несовременный вел. Черный! О, опять вспомнил.
— Отлично, Иван! Помог родной стране.
— Ну!
Дронов от похвалы прямо расцвел.