Искатель приключений
Шрифт:
– Что вы делаете, батюшка! – вскричала Дебора, силясь приподнять его. – Что вы делаете!.. Отец на коленях перед дочерью!
– Это мое место… Я останусь тут до тех пор, пока не услышу, что ты мне прощаешь…
– Я не могу вам простить, потому что никогда не сердилась на вас.
– Но ты страдала!
– Это правда.
– Теперь, когда я понял свое заблуждение… Теперь, когда нет более препятствий к исполнению твоего желания… Ты уже не страдаешь, не правда ли?
– Нет более препятствий? – повторила Дебора, едва дыша. – Вы говорите, что
– Да, дитя мое… Если ты все еще думаешь о кавалере де ла Транблэ… Я согласен, чтобы ты сделалась его женой…
Эти слова жгли горло Натана как раскаленное железо. Как только он произнес их, Дебора громко вскрикнула и, встав с дивана, на котором лежала, упала без чувств на руки отца. Натан думал, что избыток изумления и радости убил ее. Если бы в эту минуту у него случился в руках нож, без сомнения, он вонзил бы его в свое сердце. Он ударился головой о стену, повторяя с судорожными рыданиями:
– Я убийца своей дочери!.. Убийца! Убийца!..
Потом он упал на колени возле безжизненного тела Деборы, приложился пылающим лбом к ее груди, которая казалась ему холодной, и вскричал прерывистым голосом:
– Умерла!.. Умерла!.. И это я… Я… Ее отец… Убил ее!
Но вдруг он почувствовал, как обе руки Деборы обвились вокруг его шеи, почувствовал на своей щеке, омоченной слезами, поцелуй и услыхал, как слабый голос шепнул ему:
– Я счастлива… Очень счастлива… И теперь я не хочу умирать!..
Через несколько минут после этого жид написал к Раулю:
«Приезжайте, если вы все еще любите Дебору… Дебора ваша».
CXXVII. Десять луидоров за яд
На другой день Венера, каждодневно проводившая по нескольку часов с огорченной и умирающей Деборой, пришла в обычное время.
В ту минуту, коша она приподняла портьеру, вот какая картина представилась ей: Дебора, в восхитительнейшем восточном костюме, прелестная своей бледностью, своими длинными великолепными черными волосами, заплетенными на голове в пышную диадему, сидела рука об руку с Раулем де ла Транблэ, приютившимся у ее ног на шелковой подушке. Со вчерашнего дня девушка будто преобразилась. Видно было, что жизнь возвратилась к ней! Молодость и любовь совершили это чудо, напрасно предпринимаемое докторами.
Натан, стоя в нескольких шагах от описанной нами группы, любовался на нее с неописуемой улыбкой.
«Дочь моя спасена, – думал он, – спасена. Но какой ценой!»
Венера попятилась, как будто наступила на змею, как будто почувствовала уже в теле своем ее ядовитый укус. Она хотела убежать, чтобы излить свою ревнивую ярость в криках и рыданиях; но было уже слишком поздно. Дебора увидела свою приятельницу. Она встала и, все еще держа Рауля за руку, подошла с ним к Венере и сказала, протягивая ей другую руку:
– Вот тот, о котором я вам говорила так часто, кого я любила… Вот мой жених.
Венера уже успела принять спокойный вид. Она поклонилась и отвечала:
– Я уже знаю кавалера де ла Транблэ.
– Вы его знаете! – вскричала Дебора, устремив на Рауля и на Венеру подозрительный
– Эта девица спасла мне жизнь, – сказал Рауль.
– Где? Как? – с живостью спросила жидовка.
Рауль рассказал о ночном кровавом приключении на улице Прусвер.
– Странно, что Венера вас не узнала, – прошептала Дебора, которая боролась с непреодолимым подозрением, – или, по крайней мере, мне непонятно, почему она не сказала мне, что узнала вас в тот день, когда, услышав ваше имя и приподняв портьеру, чтобы взглянуть на вас, она упала в обморок…
– Сестрица, – перебила Венера, – неудивительно, что в тот день, о котором вы говорите, я не узнала кавалера: в ту минуту, когда я приподняла портьеру, мне сделалось так дурно, что я ничего не могла видеть.
– Я, – сказал Рауль, – уже давно пришел бы к вам поблагодарить вас и вашу матушку за дружескую заботу, которой вы окружили меня в своем доме, но я не знал, как называется ваша улица, а уходя от вас, забыл спросить.
Это двойное объяснение успокоило Дебору. Подозрение, на минуту мелькнувшее в ее уме относительно Венеры, показалось ей нелепым. Она первая бросилась на шею к подруге, обняла ее с той сердечной нежностью, которую внушает счастье, и начала благодарить за то, что она сделала для Рауля.
– Когда же свадьба? – спросила она голосом совершенно спокойным.
– Надеюсь, скоро! – вскричал Рауль.
Дебора отвечала, краснея:
– О! День еще не назначен…
– Как только здоровье моей дочери совершенно поправится, – сказал Натан, – мы соединим юную и прекрасную чету…
– И вы мне скажете, милая сестрица, – шепнула Дебора на ухо Венере, – какой вы желаете получить от меня свадебный подарок.
«Свадебный подарок! – подумала Венера. – Я сама обещаю тебе сделать подарок. И он, верно, будет стоить твоего».
Через час после этой сцены Люцифер быстро всходила по черной и узкой лестнице дома на Прувер. Неистово, как ураган, ворвалась она в жалкую каморку, в которой жила с Молох. Венера была бледна, едва дышала, лицо ее и руки судорожно подергивались, обнаруживая ужасное волнение. Старуха хотела расспросить ее; но Венера не дала ей и слова сказать.
– Послушайте, – воскликнула она, – вы много сделали для меня… Но должны сделать еще больше…
– Что же такое?
– Может быть, вы испугаетесь того, о чем я буду просить вас… Однако вы должны исполнить мою просьбу… Иначе я вас брошу сию же минуту и никогда не вернусь к вам; вы будете жить и умрете в одиночестве.
– Говори, дочь моя, чего ты от меня хочешь?.. Я столько видела на свете, что, право, не знаю, может ли что испугать меня! Стало быть, ты желаешь чего-нибудь действительно ужасного?
– Да.
– Тогда говори.
– Вы знаете все, – сказала Венера, – вы должны знать тайну тех ужасных ядов, которые убивают, не оставляя следов.
На губах Молох обрисовалась адская улыбка.
– Действительно, я знаю эту тайну, – отвечала она.
– Мне нужен такой яд…
– Разве у тебя есть враг?