Искатель Смерти
Шрифт:
Георг улыбнулся:
— По сравнению с сегодняшним развлечением на арене это кажется обыденным и скучным.
— Вовсе не обязательно. Бывали случаи, когда семейные праздники становились более опасными и непредсказуемыми, чем поединки на арене.
Георг пожал плечами:
— У меня всегда все было проще. Младший сын незнатного рода, слишком бедного, чтобы его заметили, — вот как было со мной.
— Если бы они только знали! — сказал, улыбнувшись, Финлэй. — Рано или поздно тебе надоест вести благопристойную жизнь и ты снова вернешься на арену. Ты не сможешь противостоять этому, это зов крови!
— Нет, — возразил Георг. — Я уже очнулся от кошмара и нашел свое место. Пока ты здесь, я останусь тренером, но не
— Тогда тебе еще долго придется ждать, — спокойно сказал Финлэй. — Я бы не смог уйти с арены, даже если бы очень захотел. Только она спасает меня от безумия.
Георг недоуменно поднял брови:
— Для тех, кто занимается нашим делом, здравый ум — очень относительное понятие.
Тут они оба вздрогнули, потому что входная дверь медленно приоткрылась. Это казалось совершенно невероятным. Система безопасности, которой была оснащена дверь в раздевалку Финлэя, была просто чудом техники. Финлэй протянул руку к своей «моргане», все еще испачканной кровью ангела, а Георг достал откуда-то импульсный пистолет. В комнату вошла монахиня — со сложенными для молитвы руками, в колышущемся черном одеянии и скрывающем лицо капюшоне. Финлэй посмотрел на нее жестким неприветливым взглядом, Георг тоже не отложил дисраптер. Сестры ордена милосердия были частыми гостьями в коридорах арены, но при всем этом ни одна из них не смогла бы проникнуть в комнату Финлэя. Она остановилась на почтительном расстоянии от мужчин, дверь за ней глухо затворилась, и на несколько секунд все замерли в выжидающих позах. И тут монахиня подняла свои тонкие аристократические руки и откинула капюшон. Финлэй и Георг облегченно вздохнули. Кэмпбелл отложил меч, а его тренер вновь спрятал дисраптер в укромном месте.
— Еванжелин! — воскликнул Финлэй, делая шаг навстречу женщине. — Ты же обещала мне не приходить сюда больше. Это слишком опасно!
— Я знаю, — сказала Еванжелин Шрек. — Но я не могла не прийти. Я должна быть с тобой.
Она шагнула в его объятия, и они слились в таком жарком поцелуе, который, казалось, разогрел воздух в маленькой раздевалке не хуже хорошей жаровни. Георг бросил на них укоризненный взгляд, покачал головой, а потом вышел в смежную комнату, чтобы не нарушать интимность встречи. Оставшись наедине, возлюбленные прильнули друг к другу, словно дети, застигнутые бурей. У Финлэя защемило сердце, и он с трудом сохранял ровное дыхание. Так происходило всегда, когда он сжимал ее в своих объятиях. Финлэй никогда не мог поверить, что такая божественная женщина могла так же стремиться к нему, как он стремился к ней. Да, арена горячила его кровь, но Еванжелин сжигала его сердце самым жарким пламенем. Знакомый запах ее духов дурманил сильнее любого наркотика, но она при этом оставалась реальной, живой и осязаемой, ее руки с такой силой обнимали его плечи, как будто она боялась в любой момент потерять возлюбленного. Она была его единственной любовью, и ради нее Финлэй был готов на убийство, на смерть, да и на все другое, чего бы она от него ни потребовала.
Они знали, что у этой любви будет несчастливый конец, ибо это было тайное и запретное чувство. Финлэй был наследником клана Кэмпбеллов, она наследовала фамильный титул Шреков — а эти семьи уже многие десятилетия вели непримиримую борьбу. Свадьба между двумя второстепенными отпрысками этих родов, которая была назначена на сегодня, мало что значила в сравнении с десятком недавних кровавых разборок. О браке же двух главных наследников никто не посмел бы даже думать. В этом случае один дом был бы неизбежно поглощен другим, причем не без кровавых жертв с обеих сторон. Он был из рода Кэмпбеллов, она — из рода Шреков, а значит, им суждено было остаться непримиримыми врагами по гроб жизни.
Встретились они случайно, на маскараде, не видя лиц друг друга, а потом было уже поздно: они почувствовали, что без ума влюбились. Все это произошло очень
Финлэй еще крепче обнял Еванжелин и погрузил лицо в ее волосы. У них был чудесный запах. Она казалась такой маленькой и беззащитной, доверившейся великой всесокрушающей силе, которая не щадила ее, — силе любви. Финлэй не раз говорил, что ему лучше было бы куда-нибудь скрыться и, мучаясь от тоски, жить отшельником, чем подвергать ее опасности, но он не мог переубедить Еванжелин. Она была всем, о чем он мечтал и на что надеялся, и потерять ее значило вырвать свое сердце и жить так всю оставшуюся жизнь.
Она прильнула к нему, как малый ребенок, как испуганный зверек, и ее дыхание сливалось с дыханием Финлэя.
— Ты слишком рискуешь, появляясь здесь, — прошептал он ей на ухо. — За тобой могут следить.
— Вовсе нет, — горячо возразила Еванжелин. — На всякий случай я проверила это с помощью моего знакомого экстрасенса. Да и кто узнает меня в такой одежде? Сюда часто заходят сестры ордена милосердия — помочь раненым или умирающим. На лицо монахини никто не обратит внимания. Я должна была прийти, Финлэй! Я же слышала о чудовище, которое выставили против тебя. Мне нужно было убедиться, что ты цел и невредим.
— Я уже говорил, что тебе не о чем беспокоиться. На арене мне нет равных, любовь моя. Сегодня мне даже ничего не угрожало.
— Ты все время говоришь так, но у каждого может быть несчастливый день, какое-то неверное движение. Я хотела бы…
— Я знаю. Но я не могу бросить бои. Так же как не могу жить без тебя, я не могу жить без арены. Это часть того, что делает Финлэя Финлэем. Я не могу бросить арену и остаться при этом тем мужчиной, которого ты любишь.
— Я знаю. Именно поэтому я и беспокоюсь. Я никогда не думала, что в мою жизнь войдет такой человек, как ты, который будет так много для меня значить. И я ненавижу все, что отдаляет нас друг от друга.
— Не надо об этом. — Он нежно отстранил ее, чтобы взглянуть в глаза. Эти прекрасные глаза притягивали его, словно магнитом. — Ты всегда будешь со мной, любовь моя. Ты всегда в моих мыслях. Я даже назвал твоим именем меч.
— Я тебе очень благодарна за это, — обиженно сказала Еванжелин. — Обычно возлюбленным преподносят цветы или украшения. А ты преподнес мне названный в честь меня меч.
— Но это действительно прекрасный меч…
— Да, это существенно меняет дело. — На ее лицо набежала тень, и она слегка оттолкнула его. — А как поживает твоя жена?
Он неопределенно развел руками.
— Насколько я знаю, неплохо. Сейчас мы общаемся ровно столько, сколько этого требуют наши общие дела. У нее своя жизнь, у меня — своя, и пока у нас нет особой необходимости видеть друг друга, все идет хорошо. Почему ты об этом спрашиваешь? Ты же знаешь, что я никогда не любил ее, так же как и она меня. Это был типичный брак по расчету, дополнявший деловой союз между двумя кланами. Если бы у нас была возможность обвенчаться с тобой, я бы тут же подал на развод. Почему ты все время спрашиваешь меня о ней?
— Потому что и ты, и я должны присутствовать сегодня на свадебном торжестве. Наше присутствие строго обязательно. А что она? Что твоя Адриенн? Она тоже там будет?
— Да. Но, зная ее, я уверен, что не пройдет и часа, как она мертвецки напьется и даже не сможет присутствовать при обряде венчания. Не беспокойся, любовь моя: у нас будет возможность побыть вместе, надо только быть осторожными. Очень осторожными. В нашу тайну никого нельзя посвящать, Еванжелин. Я знаю, ты надеешься, что отношения между кланами когда-нибудь изменятся, но это вряд ли произойдет. А если они обо всем узнают, мы попадем под двойной удар.