Искатель. 1962. Выпуск №6
Шрифт:
Лейтенант опять надолго умолк. На западе, за чистой водой низко висело солнце. Наконец Риттер поднял голову.
— Где ваша карта?
Я достал карту и отдал лейтенанту. Мне нечего было смотреть. Я знал наизусть каждый миллиметр на ней.
Риттер попросил карандаш. У меня не было сил повернуться и посмотреть, что он делает с картой. Может быть, он знает какой-нибудь выход?
Риттер тронул меня за плечо.
— Вот, — сказал он, — смотрите… Здесь все. Все, что я знаю. Клянусь. Но дайте слово, что теперь вы оставите меня…
Зловещий треск
Риттер, выпрямившись, с ужасом смотрел на удаляющукэся лодку. Раздумывать было некогда. Я снял пояс с пистолетом, сбросил меховой комбинезон и унты и кинулся в ледяную воду.
Свитер и брюки стесняли движения, лодку быстро относило к чистой воде. Дважды я подплывал к лодке вплотную, и дважды течение уносило ее вперед раньше, чем я успевал ухватиться за борт. Расстояние между нами стало увеличиваться. Я выбился из сил. Замерло сердце, Я перевернулся и поплыл на спине, теряя последнюю надежду.
Со льдины донесся слабый хлопок. Я не мог поднять голову и посмотреть, что там случилось. Меня подхватило сильное течение. Когда я снова перевернулся, лодка была намного ближе. Ко мне вернулись силы. Закоченевшие руки и ноги плохо слушались, но все-таки я двигался вперед. Последним слабеющим движением я уцепился за край лодки.
Я греб обратно, не жалея сил. Тело уже не чувствовало холода. Эта бешеная гребля, наверное, спасла меня.
Риттер сидел на льду. Он не двинулся с места при моем приближении.
— Риттер! — крикнул я.
Он не отозвался.
Я с трудом вытащил лодку на льдину и бросился к своему спутнику. Он сидел без шапки, прижавшись спиной к нартам. На снегу валялся парабеллум. Из маленькой ранки в виске уже не текла кровь.
Рядом лежала смятая карта. Я машинально развернул ее. На карте в разных местах: у восточного побережья Гренландии, на островах архипелага Земли Франца Иосифа и даже у оконечности Шпицбергена — были нанесены карандашом жирные кресты. Такой же крест стоял на том острове, где мы впервые повстречались с лейтенантом. Это была карта операции «Хольцауге».
Я разбил топором нарты и развел большой костер. Бросил в него и весла. Жаркий огонь быстро согрел меня и высушил одежду.
Я отобрал самое необходимое из снаряжения — спальный мешок, секстант, спиртовку — и сложил все это в рюкзак.
На вырванных из судового журнала страницах я подробно по-русски и, как сумел, по-английски записал рассказ Риттера о личном задании Геринга. Вместе с картой я спрятал их в прорезиненный мешок.
Потом я вернулся к лейтенанту и оттащил его тело в небольшую расщелину.
Из руки Риттера выпал листок. Я поднял его. Это
Потом завалил Риттера снегом.
Впереди была гряда высоких торосов. Я поднялся на вершину гряды. Задержался на краю ледника, чтобы оглядеть пройденный путь.
Стояла мертвая, торжественная тишина. Насколько видел глаз, к югу тянулись ледяные поля, широкие разводья, гряды торосов и острые клинья отдельных ропаков. Садилось солнце.
Глава восьмая
Мир двухцветен. Он как черно-белое кино. Кто-то стер с земли зелень травы, мягкую желтизну речного песка, золотистую, будто опаленную солнцем, кору сосен, голубизну рек, красный гранит скал, яркую россыпь цветов. Осталось только два цвета. Белый и темно-свинцовый. Белый лед и темно-свинцовая вода.
В мире пропали звуки. Не стало пения птиц, гула машин, шелеста листьев, голосов людей. Ничего. Только тихий скрип снега под ногами.
И вдруг грохот орудийного залпа врывается в онемевший мир. Это подвинулись льды. И снова тишина.
Я один в этом странном мире. Я иду к горизонту.
Я лежу, распластавшись, на снегу. Метрах в ста чернеет круглая голова тюленя. Он зорко осматривается вокруг. Ветер дует в мою сторону. Я лежу неподвижно. Ни малейшего звука, иначе зверь тут же исчезнет в лунке. Наконец тюлень опускает ютову.
Он дремлет.
Я ползу вперед. Сон тюленя чуток и прерывист. Всего пять- шесть секунд, и он снова подымает голову. Я замираю. Я жду, когда* опустится черная круглая голова. Я должен подползти так, чтобы стрелять наверняка. Его мясо, кровь, жир — это жизнь. Я должен убить его. Я должен дойти до людей.
Воет ветер. Метет пурга. Я лежу в снежной яме. В спальном мешке тепло. Очень хочу спать. Спать, спать без конца. И никуда больше не идти. Не трогаться с места. Только спать.
Успокаивается ветер. Затихает пурга. Все так же хочется спать. Невозможно пошевелить рукой.
Но я заставляю себя встать. Стряхиваю сон. Я должен идти. Меня ждут. Ждут летчики, погибающие в воздушных боях, ждут люди, умирающие под бомбежкой; ждут команды гибнущих кораблей.
Ждет в Тромсё семья Дигирнеса. Я должен' побывать там и рассказать, как умер капитан.
Нет, я не могу умереть! Я должен дойти.
«Никогда не думала, что это так немыслимо — жить без тебя…»
Мир стал еще беднее. Исчезло солнце. Я видел его последний розовый закат. Теперь даже в ясную погоду оно не подымается над горизонтом. Нет дня, нет утра, нет вечера — долгие бесконечные сумерки. Полуночное беззвездное небо. Я иду почти наугад.