Искатель. 1967. Выпуск №1
Шрифт:
— Какой марки у вас машина? — спросил я, поздоровавшись, у девушки в синем халате, сидевшей за одним из пультов.
Она не успела ответить, вмешался неугомонный Волошин:
— Марку мы еще не придумали. Пока занимаемся наладкой машины. Но тут смотреть нечего, вы правы. Давайте заглянем к биологической части этого электронного мозга.
С этими словами он открыл дверь в другую комнату и пропустил меня вперед. Я ожидал увидеть самые неожиданные вещи, но все-таки растерялся.
Небольшую сводчатую залу, куда мы вошли, нельзя было
А посреди зала я увидел стойло, а в нем — серого ослика с длинными ушами. Вкусно похрустывая, он жевал сено и с интересом поглядывал на меня.
— Перед вами главная часть нашего электронно-биологического мозга, — сказал за моей спиной Волошин.
Я уже догадывался, что стал в этот день жертвой одного довольно распространенного приема, с помощью которого ученые нередко спасаются от представителей прессы, любознательных экскурсантов и других гостей, мешающих им спокойно работать. Специально для таких посетителей устраивают своего рода «парад аттракционов», призванных зримо и просто, вполне доступно пониманию даже школьника, демонстрировать «безграничную силу науки».
Любуются гости всякими хитроумными роботами, механическими руками, двухголовыми телятами или четырехглазыми лягушками, восхищенно ахают, а тем временем хозяева могут спокойно заниматься в своих лабораториях не такими впечатляющими, но по-настоящему важными и сложными опытами, отнимающими порой годы и десятилетия.
Тут, в Институте морской бионики, явно занимались действительно важными и интересными делами. А мне подсовывали аттракционы, словно несмышленому новичку. Впрочем, сам виноват: «Расскажите, пожалуйста, в двух словах…»
Но все-таки этот осел в стойле — уже слишком! Мое терпение лопалось.
Я посмотрел на Волошина с такой укоризной, что он поспешил сказать:
— Нет, в самом деле, это очень интересно и важно. Мы пробуем вмонтировать в электрическую сеть машины живые нервные клетки. Видите провода? Через них нервная система осла соединяется с электронной машиной… Но тут я боюсь чего-нибудь переврать, лучше вам Логинов о тонкостях расскажет.
— Но почему же именно осла? — не выдержал я.
— А что же осел — не человек? Почему бы и ему не участвовать в прогрессе науки? Дорогой мой, вас ослепляют предрассудки. Вы просто недооцениваете осла. Посмотрите, как он внимательно слушает.
Ослик в самом деле насторожил уши и даже жевать перестал, не сводя с нас глаз.
— Ясно, ясно! — взмолился я. — Но хватит аттракционов.
— Вот так… В двух словах, — закончил Волошин.
Я попытался «морально убить» его взглядом, но без малейшего успеха. Тогда я сказал: — Ведите меня в вашу лабораторию и покажите что-нибудь настоящее. Любую обыкновенную машину или прибор, чтобы только работали честно, без всяких фокусов, без вмешательства осла и прочей нечистой
— Ладно, — засмеявшись, кивнул он. — Но только у нас в лаборатории сейчас нет ничего такого… интересного.
Техническая лаборатория, куда привел меня Волошин, выглядела довольно обычно. Во всяком случае, оглядевшись, я не заметил никакой живности — только надежные, спокойные приборы и аппараты повсюду, переплетения проводов, горьковатый запах дымка и металла. У одного окна стоял токарный станок, у другого — верстак. На этот верстак, постелив газету, и предложил мне сесть Волошин, а сам пристроился на подоконнике: ни одного стула в лаборатории почему-то не было.
— Итак, что же вас интересует?
— Над чем вы работаете?
Волошин грустно посмотрел на меня и хмыкнул.
— Ну вот, вы, газетчики, неисправимы. Совершенно невозможный народ. Хотите, чтобы я просто и ясно изложил вам в двух словах — непременно в двух, не больше! — то, над чем думаешь, бьешься, ломаешь голову годами, без выходных дней и перерывов на обед. Вы думаете, когда я сплю, то не работаю? Нет, даже ночью снится всякая чертовщина, формулы какие-то снятся, чертежи. А вы хотите в двух словах…
Он ласково погладил металлическую стенку стоявшего рядом на столе прибора, помолчал и вдруг весело сказал, тряхнув головой:
— Ладно. В двух словах. Самую суть, вернее, задачу. Вы помните, какой девиз был у Кречинского?
— Какого Кречинского?
— Ну, «Свадьбу Кречинского» читали? Сухово-Кобылина? Хотя вы, газетчики, такой народ, вы все пишете, читать вам некогда…
— Я читал, но не помню же эту пьесу наизусть.
— Но этот девиз надо бы знать, он запоминается, — и, подняв тонкий палец, Волошин наставительно произнес:
— «В каждом доме есть деньги, нужно только знать, где они лежат…»
Я засмеялся.
— У меня девиз примерно такой же, — невозмутимо продолжал Волошин. — «Мир прозрачен, только нужно найти способы убедить в этом других». Все прозрачно, — добавил он, широко взмахивая руками. — И эти бетонные стены, и скалы, и любая толща морской воды, и сталь. Только нужно иметь ключик, чтобы он любую преграду превращал в прозрачное стекло.
— Над этим вы сейчас и работаете?
— Над этим мы и работаем.
— И что-нибудь получается?
— Кое-что, кое-что, — задумчиво пробормотал Волошин.
— Интересно, — сказал я. — И сквозь стену показать мне мир сможете?
— Смогу, — засмеялся Волошин, опять поглаживая аппарат. — Но не так быстро, больно вы прыткий. Многое еще не получается, и вот это-то самое интересное. Но о нем в двух словах не расскажешь. Если вы хотите всерьез понять, чем мы тут занимаемся, то поживите у нас, побродите по лабораториям, потолкуйте с людьми, спрятав записную книжку, вот тогда, может, что-нибудь поймете. А народ у нас веселый, добродушный, и живем мы тут довольно интересно, скучать не будете.