Искатель. 1967. Выпуск №3
Шрифт:
Но тут же, оттолкнув нас обоих от пульта, за штурвал взялся проснувшийся Волошин. Он был в одних трусах, всклокоченный со сна…
Стрелка глубиномера продолжала бежать от деления к делению.
800 метров… 900 метров… 1000…
Каждую секунду я ожидал лязга и грохота от страшного удара о дно.
Или дно здесь так глубоко, что нас, прежде чем мы его достигнем, раздавит ужасающим давлением воды, — так, кажется, погиб американский «Трешер»?
— Стоп, кажется, приехали, — пробормотал сквозь зубы Волошин и вытер пот со лба. — Елена Павловна,
— Нет, — донеслось из спального отсека. — А что случилось?
— Я ничего не трогал и никаких ручек не поворачивал! — испуганно и поспешно вырвалось у меня, так что Макаров с Волошиным рассмеялись.
— Дорогой мой, у вас начинается мания величия, — сказал Волошин. — Вы сильно переоцениваете свои способности. Ни вам, ни мне, к сожалению, не удалось бы при всем желании так быстро погрузиться на целый километр.
— А что же произошло?
— Похоже, мы наткнулись на слой с очень пониженной плотностью, — ответил Сергей Сергеевич, посмотрев на Макарова. Тот молча кивнул. — Сейчас выровняемся окончательно и проверим.
Стрелка указателя глубины наконец замерла на цифре 1446. За считанные минуты мы провалились в глубину океана больше чем на километр!
Макаров начал брать пробу забортной воды.
— Бывают в океанах такие хитрые места, где плотность воды в силу разных сложных причин вдруг резко падает, — пояснил, наблюдая за ним, Волошин. — Тогда подводные лодки внезапно проваливаются, словно самолет в воздушную яму. Приходилось испытывать это удовольствие?
— Приходилось.
— Нечто подобное и случилось с нами. Да еще от разницы плотностей возникают сильные вертикальные течения. Вот и потащило нас вниз со скоростью пятьдесят метров в минуту…
— Неужели мы проваливались целых двадцать минут?
— Около того.
Макаров, оторвавшись от пробирок, коротко назвал несколько цифр. Для меня они звучали китайской грамотой, но Волошин удовлетворенно кивнул:
— Видите, я прав. Слой с очень низкой плотностью, и какой мощный — почти в километр толщиной. Откуда же он взялся?
Сергей Сергеевич окинул быстрым взглядом приборы на пульте.
— Эге, похоже, мы наткнулись на какое-то глубинное течение. Посмотрите, как быстро нас тащит на юг. Скорость, пожалуй, не меньше двух с лишним метров в секунду. Прямо второй Гольфстрим!
Волошин подошел к карте, укрепленной на стене возле пульта, и стал ее внимательно рассматривать.
— Похоже, что мы его первыми обнаружили. В этом районе ничего подобного не отмечено, — Волошин хлопнул меня по плечу и торжественно предложил: — Слушайте, Николаевич, вы имеете шанс войти в историю великих географических открытий. Так как все случилось во время вашей вахты, то вам по неписаным законам принадлежит право дать ему имя — или свое, если вы не страдаете ложной скромностью, или, скажем, имя любимой женщины. Ну, предлагайте скорее: «Течение имени…».
— Богатырское течение, — засмеялся я, не принимая этого всерьез.
— А что? — сказал Волошин, подняв палец. — Звучит. Представляю, как
Он протянул мне ручку.
— Прошу. Как первооткрыватель и вахтенный, вы должны скрепить этот торжественный акт своей подписью… Отлично. Ну что же. Теперь торжественная часть окончена, снова начинаются суровые трудовые будни. Надо нам всплывать повыше, чтобы найти осиротевших лептоцефалов. Они плывут на север, нас далеко утащило на юг. Найти их, пожалуй, будет нелегко.
Покачав головой, Волошин сел за пульт, подумал и взялся за пусковую рукоятку мотора…
— Подождите, Сергей Сергеевич! — вдруг окликнула его Елена Павловна.
— Что там? — спросил Волошин.
— Не пойму. Они держатся на самой границе света.
Мы тоже все пристроились к иллюминаторам.
Сначала я ничего не увидел, кроме обычной медузы, лениво покачивавшейся метрах в двух от мезоскафа. Потом, присмотревшись, начал различать в отдалении, где свет наших прожекторов постепенно поглощала вечная тьма океанских глубин, какие-то смутные изгибающиеся полости. Порой они словно сплетались в клубок и становились видны отчетливее, но затем разделялись и опять делались почти невидимыми, словно расплывчатые тени.
— Похожи на лептоцефалов, только громадные какие, — неуверенно проговорила Елена Павловна.
— Нет, просто глубоководные рыбы, — возразил Макаров.
— Почему же они не светятся? Сергей Сергеевич, попробуйте подойти к ним поближе.
Волошин включил мотор и начал поворачивать штурвал, не отрываясь от иллюминатора.
— Нет, уходят.
— Вот видишь, они упорно избегают освещенной зоны, — сказала мужу Елена Павловна.
Свет прожекторов вдруг погас, и тьма прильнула вплотную к стеклам иллюминаторов.
— Зачем вы погасили, Сергей Сергеевич, мы их упустим! — вскрикнула Елена Павловна.
— Хочу попробовать видеть их ушами, — ответил Волошин, склонившийся в полутьме над пультом походного звуковизора.
Небольшой экран засиял мягким серебристым светом, озарив наши напряженные лица. Он был пуст, лишь изредка по нему пробегали темные тени, Волошин настраивал прибор, подбирая нужную частоту.
— Какие-то помехи, — пробормотал он.
— Только не распугайте их!
— Ага, есть.
Весь экран заполнили полупрозрачные широкие ленты, словно колеблющиеся и развевающиеся на ветру.
— Это все-таки личинки угрей! — воскликнула Елена Павловна.
— Кажется, ты права. Но какой же должен быть взрослый угорь?! — тихо сказал Макаров. — Сережа, надо непременно поймать хоть одну личинку.
— Попробуем. Готовьте контейнер.
Елена Павловна с мужем бросились разбирать свое лабораторное оборудование, а Волошин, усевшись поудобнее в кресле и не отрывая глаз от экрана, начал манипулировать кнопками и рукоятками.
Вот он включил привод ловушки…
Громкий щелчок.