Искатель. 1967. Выпуск №3
Шрифт:
— Ветерок собирается подуть, — сказал Грим штурману.
— Он будет дуть, как тогда, — согласился О'Коннели, — когда я плавал на…
Но Грим поспешил удалиться. Он тоже помнил это время, помнил его очень хорошо в течение трех лет после впервые выслушанного (и столько раз повторенного!) рассказа О'Коннели.
Да, ветер начал дуть так, как он умеет только в Карибском море. Жара стала невыносимой, удушающей, как дыхание горящей печи. Солнце светило сквозь желтую пелену. На палубном настиле парохода выступила смола. Горизонт завертелся, и, наконец, стало казаться, что судно плывет под опрокинутой бронзовой чашкой
Одним из первых почувствовал напряженность атмосферы Снид. Здесь было нечто, с чем он не мог спорить, от чего не мог отделаться. То неопределенно гнетущее состояние, которое предшествует взрыву — в душе ли человека или в стихии, — превратило судовладельца в комок нервов. В панике он обратился к Гриму:
— Что, надвигается шторм?
— Да.
— Устоит ли «Барранкилья»? — спросил он со страхом и, откусив кончик сигары, выплюнул его за борт.
— Выдерживала же она десять лет, — проворчал Грим.
В полдень воздух наполнился едва уловимым жужжанием. Этот звук скорее ощущался, чем слышался. Матросы поспешили закрепить все подвижные предметы. Солнце скрылось в желтом мареве, кольцо черных, как чернила, туч заволокло горизонт. «Барранкилья» находилась на расстоянии двухсот миль от земли, но капитан не стремился к ней приблизиться. Близость берега мало радовала Грима: то был усеянный скалами берег Колумбии, готовивший любому судну верную гибель.
Как только ветер стал свежеть, Грим оставил прежний курс, повернул судно и отдал сигнал в машинное отделение. Желтое небо стало свинцово-серым, потом черным. С минуту дул холодный ветер, и вдруг на пароход обрушились горы воды. Карибское море превратилось в хаос воды и ветра. Покрышка брашпиля, непрочно закрепленная, сорвалась и перелетела через рубку, как хищная птица. Человек бы мог кричать изо всех сил, его бы никто не услышал, но никто не кричал, не двигался. Снид прижимал бледное лицо к окнам рубки.
Есть что-то фантастическое в начальных стадиях урагана, страшный кошмар, при котором неодушевленные предметы вдруг становятся живыми, а одушевленные — например, неосторожные матросы — против воли срываются с места и включаются в сумасшедшую пляску. Такая судьба постигла одного из членов команды «Барранкильи». Только что двигался он по подветренной стороне бака, как вдруг невидимые руки подхватили его, оторвали от поручней, понесли, как трепещущий лист, через борт, и даже последний его крик не достиг рубки.
Карибское море обрушивало на «Барранкилью» белогривые валы. Судно погружалось в черную пучину, трепетало под тоннами обрушивающейся на него воды и храбро поднималось на гребне только для того, чтобы снова быть низвергнутым.
Команда хваталась за все, за что было возможно. Снид отвернулся от окна рубки и, цепляясь за перила, пополз вдоль стены. Ему удалось добраться до капитана и прокричать ому в ухо:
— Масла! Полейте немного масла, успокойте волны.
Грим посмотрел на него.
— У нас нет масла. Оно слишком дорого, вы сами так говорили.
— Сделайте что-нибудь. Мы разлетимся на куски.
— Сделать ничего нельзя, — проревел Грим. — Это вы могли принять меры, когда я советовал вам отремонтировать носовую часть. Пожалели денежки, а? Может быть, теперь на эти денежки вы купите спасение у дьявола?
— Вы… вы думаете, что мы
— Скорее всего, — ответил, капитан, продолжая смотреть вперед.
Но ко дну они не пошли. Наоборот, ветер стал стихать. Вернее, он продолжал бушевать, но уже не с прежней силой. В эту ночь под напором шестидесятимильного штормового вихря «Барранкилья» мчалась прямо по направлению к Южно-Американскому берегу. У нее оторвались одна или две заклепки, что привело к значительному повышению уровня воды в трюме. Насосы с трудом выкачивали воду.
Рассвет застал всю команду смертельно уставшей, с опухшими глазами. Судно казалось жалкой щепкой, нырявшей в волнах, высоких, как горы. Но действительность была более утешительной. Непосредственная опасность не угрожала, пока Грим держался прежнего курса и не пытался останавливаться. В первый раз за четырнадцать часов капитан спустился вниз, чтобы вымыть лицо холодной водой и выпить чашку кофе. Но едва он вошел в кают-компанию, за ним явился штурман.
— Судно терпит бедствие, сэр.
Грим не стал дожидаться кофе. Он вернулся в рубку и устремил бинокль в направлении бледного пятна на горизонте. Мощные линзы пояснили все. Несомненно, судно терпело бедствие. Оно беспомощно барахталось и переваливалось с боку на бок.
Это был пассажирский пароход, судя по его высоким палубам.
— Держать курс на корабль! — приказал Грим, не опуская своего бинокля.
Эта перемена курса на четверть компасного румба испугала Снида. Он даже поднялся на ноги, хотя они еще подгибались под ним, и заорал:
— Что вы, обалдели? Вы не можете им помочь!
Но Грим не обратил внимания на него.
Прошло некоторое время.
Наконец грузовое судно приблизилось настолько, что Грим смог прочесть название потерпевшего аварию парохода: «Монтевидео». Капитан и штурман переглянулись.
— Это пароход «Западной Тихоокеанской компании», О'Коннели. Мы находимся около семьдесят пятого градуса западной долготы, тринадцатого градуса северной широты. Пароходы компании останавливаются в Пуэрто-Рико, это объясняет его положение. На нем, вероятно, имеются пассажиры.
— И немало бывает пассажиров в это время года, — согласился О'Коннели. — Если пароход оставить на произвол судьбы, он разобьется о скалы Колумбии, — добавил он спокойно, — и никого не останется в живых.
Все ближе подходила «Барранкилья», и уже невооруженным глазом было видно, что судно около десяти тысяч тонн водоизмещением стало беспомощной игрушкой волн, которые наступали на его мощные борта.
— «Монтевидео», наверное, изо всех сил пытается сговориться с нами по радио, — проворчал Грим, — но радисты слишком дороги, а, Снид? — и затем другим тоном:
— Мистер О'Коннели, сигнализируйте им флагами: «Что случилось? Мы готовы оказать помощь».
О'Коннели помчался с быстротой ветра, и через мгновение сигнальные флаги затрепетали в воздухе. Едва достигли они верхушки мачты, как ответные флаги поднялись на мачте «Монтевидео». Грим прочел вслух:
— «Потерпели аварию. Можем произвести ремонт за семь часов, если вы поможете нам удержаться вдали от скал. Триста пассажиров».