Искатель. 1969. Выпуск №4
Шрифт:
Оберштурмфюрер Ганс Шиндлер сидел у окна в глубоком кожаном кресле и чистил пилочкой ногти. С первых же слов следователя сигуранцы он понял: пороху тот не изобрел.
— Мой план прост, — говорил Харитон. — Замуровать и заминировать все входы и выходы в катакомбы, заживо похоронить всех, кто там скрывается.
— Предлагаете превратить катакомбы в могилу? — усмехнулся Шиндлер. — Но сколько вам известно выходов на поверхность?
— Пока триста пятьдесят.
— По подсчетам наших людей, эта цифра значительно больше. Примерно на пятьдесят.
— Но и эта
— И все-таки партизаны пустили под откос эшелон с солдатами и люкс-поезд, — не без иронии заметил Шиндлер.
Харитон и бровью не повел, хотя чувствовал, что жилка на виске бьется все быстрее и быстрее.
— Было бы полезно сравнить наши и ваши данные о проходах в катакомбы, — предложил Харитон. — Уточненные сведения ускорят нашу работу.
— Раззе дело только в этом? — удивился Шиндлер. — Предположим, мы действительно превратим катакомбы в могилу для тех, кто скрывается там. На подходе к городу наш специальный батальон. Солдаты прошли подготовку ведения наступательного боя в сложных пещерных условиях. Скоро батальон будет здесь и с ходу пойдет на штурм подземной крепости красных. Думаю, за один-два дня с катакомбной проблемой мы покончим. Но будут ли и после этого у нас все гарантии, что подполье кончит свое существование?
Шиндлер не мог простить сигуранце случая с раненым большевиком на Привозе. Упустили такую возможность приоткрыть тайну подполья!
— Я высоко ценю вас как опытного контрразведчика и даже хотел бы предложить вам со временем перейти к нам, — продолжал он, играя пилочкой. — Но вы, господин Харитон, долго находились в эмиграции и, простите меня за откровенность, разучились понимать своих соотечественников. В подполье, я думаю, красные оставили не наивных простаков. Облавами их не возьмешь. С ними надо вести тонкую войну. Войну умов. Или вы не согласны со мной?
Харитон неопределенно пожал плечами. Его бесил урок, который так небрежно давал ему сейчас Шиндлер. Но хозяевам перечить не следует. Эту истину в эмиграции он усвоил крепко.
— Впрочем, продолжайте, — разрешил Шиндлер, по-прежнему иронически улыбаясь.
Взяв себя в руки, Харитон стал излагать свои мысли дальше. Когда он заговорил об осведомительной группе из подростков, Шиндлер положил пилочку на стол, насторожился.
— Идея заманчивая, — заметил Шиндлер, — стоит попробовать.
Высоко над городом послышался тяжелый гул множества самолетов. Беспорядочно захлопали зенитки, раздались сильные взрывы, и все потонуло в сплошном грохоте.
— Русские? Откуда?! И почему не было воздушной тревоги?
Щиндлер вскочил, словно его подбросило пружиной, и замер, пораженный открывшейся перед ним картиной: зарево занимало полнеба.
— Они
— Пока мы ведем бесплодные разговоры, безнадежно топчемся на одном месте и строим планы, русские времени не теряют, — зло бросил Шиндлер, закрывая окно шторой.
Последние его слова заглушила пронзительная сирена воздушной тревоги.
— Олухи! — выругался Шиндлер. — Кому нужна она сейчас, эта воздушная тревога…
Позже, в сигуранце, Харитон узнал: бомбовый удар по новому складу авиационного горючего был нанесен точно. Не уцелела ни одна емкость. Уничтожены десятки тысяч тонн горючего, предназначенного для гитлеровских самолетов, которые действовали на южном направлении. Бомбардировщики красных кто-то корректировал с земли по рации и световыми сигналами.
Яша и Саша стояли на тротуаре возле расщепленного обрубка каштана. Пышная шапка дерева, срезанная тяжелым осколком, лежала у ворот дома на противоположной стороне улицы Ленина. В дни обороны эта улица пострадала особенно. Большинство домов было разбито вражескими снарядами и фугасками. Везде громоздились горы лимонно-серого камня-ракушечника, из которого построена почти вся Одесса. Те дома, которые уцелели, имели вид сиротливый, покалеченный. Иссеченные осколками, в языках копоти, они возвышались над руинами уродливыми глыбами.
За ближней от ребят грудой развалин, уткнувшись в покореженный скелет полуторки, стоял сгоревший «НИ» — похожий на броневичок времен гражданской войны легкий танк. Такие одетые тонким броневым листом боевые машины одесситы выпускали на заводе имени Январского восстания в дни осады города. В шутку рабочие называли свои детища «На испуг».
Мимо по мостовой в направлении Оперного театра двигалась колонна немецких автоматчиков. Колонна была нескончаемой. В голове ее медленно, как на похоронной процессии, шел тупорылый немецкий грузовик, доверху набитый мотками проволоки и прожекторами.
Каждый солдат с трудом удерживал на поводке крупную овчарку. Собаки злобно рычали, свирепо рвались вперед. Редкие прохожие спешили укрыться в подъездах, переждать, пока схлынет этот злобный, рычащий и визжащий поток.
Какой-то солдат заметил сгоревший «На испуг» и, подтолкнув соседа, захохотал. Возбуждение передалось и волкодавам. Они заметались, зло натянули поводки, залаяли.
— Потешаются, — процедил Саша сквозь зубы. — Хотел бы я видеть их рожи, если бы с десяток этих «На испугов» вырвались из-за развалин и чесанули из пулеметов.