Искатель. 1971. Выпуск №4

Казанцев Александр Петрович

Я не должен выглядеть на телевидении мелкой сошкой. Надо угадать высшую цену, названную Эксару режиссером.

— Вам действительно нужно все? — спросил я, поворачиваясь к нему. — Земля и Луна?

Он выставил вперед свою грязную пятерню.

— Не надо Луны. Только некоторые права на нее. Остальное можете оставить себе.

— Все равно это слишком много. За такую кучу недвижимости вам придется выложить больше двух тысяч.

Эксар поморщился и задергался всем телом.

— На сколько, на сколько больше?

— Ладно, давайте

без дураков. Дело крупное! Мы ведь не толкуем больше о мостах, или реках, или морях. Вы покупаете целый мир и часть другого в придачу. Здесь придется раскошелиться. Готовьте деньги.

— Сколько? — казалось, он так и ходит вверх и вниз внутри своего непотребного костюма. Люди оборачивались на нас. — Сколько? — прошептал он.

— Пятьдесят тысяч. И это еще чертовски дешево. Сами понимаете.

Эксар весь обмяк. Даже его глаза, казалось, запали глубже.

— Вы сумасшедший, — пробормотал он упавшим голосом. — Вы не в своем уме.

Он повернулся и пошел к двери с таким измученным видом, что мне стало ясно — я хватил через край. Он даже не оборачивался.

Я крепко ухватил полу его мерзкого пиджака.

— Послушайте, Эксар, — быстро проговорил я, пока он вырывался. — Я понимаю, что заломил больше, чем у вас есть. Но больше чем две тысячи вы дать можете. Я хочу получить столько, сколько могу получить. Иначе какого черта я бы стал тратить на вас время? И кто еще станет возиться с вами?

Мои слова остановили его. Он поднял голову и закивал. Потом обернулся ко мне, и я отпустил пиджак. Мы начали сначала!

— Хорошо. Вы уступаете мне, а я уступаю вам. Поднимем немного цену. Ваше последнее слово. На сколько больше вы можете дать?

Он поглядел вдаль и задумчиво облизал языком грязные губы. Его язык тоже был грязный. Правда! Какая-то грязь — то ли жир, то ли сажа — покрывала весь его язык.

— Как насчет, — спросил он чуть спустя, — как насчет двух с половиной тысяч? Больше не могу. У меня не остается ни цента.

Он был из того же теста, что я, — умел мотать душу.

— Столкуемся на трех тысячах, — не уступал я. — Ну разве это много — три тысячи? Еще каких-то пятьсот долларов. Подумайте, что вы получаете за это. Земля — целая планета, — и рыболовство, и полезные ископаемые, и клады, да и к тому же все богатства Луны. Ну как?

— Не могу. Просто не могу. Хочу, но не могу. — Он тряхнул головой, словно стараясь избавиться от своих тиков и подергиваний. — Давайте так. Я даю вам две тысячи шестьсот. За это вы уступаете мне одну Землю, а на Луне только права на рыболовство и клады. Полезные ископаемые остаются вам. Я и без них обойдусь.

— Пусть будет две тысячи восемьсот, и берите полезные ископаемые. Они вам наверняка пригодятся. Берите и владейте. Еще двести долларов — и все ваше.

— Не могу я обладать всем. Есть вещи, которые мне не по карману. Как насчет двух тысяч шестисот пятидесяти без прав на полезные ископаемые и клады?

Закрутилось дело. Я чувствовал это.

— Вот мое последнее

слово, — сказал я. — Я не могу тратить целый день. Предлагаю две тысячи семьсот пятьдесят, и ни центом меньше. За это я отдаю вам Землю и право ловить рыбу на Луне. Или право отыскивать клады. Выбирайте что хотите.

— Ладно, — сказал он. — Вас не переспоришь — согласен.

— Две тысячи семьсот пятьдесят за Землю и либо рыболовство на Луне, либо клады?

— Нет, ровно две тысячи семьсот, и никаких прав на Луне. Забудем о ней. Ровно две тысячи семьсот, и я получаю Землю.

— Идет! — воскликнул я, и мы ударили по рукам. — На том и столковались.

Потом я обнял его за плечо — стоило ли обращать внимание на грязь его одежды, когда парень принес мне две тысячи семьсот долларов? — и мы снова направились в аптеку.

— Мне нужна расписка, — напомнил он.

— Отлично, — ответил я. — Я напишу вам то же самое: я продаю все, чем владею или имею право продавать. Вы сделали удачную покупку.

— А вы неплохо заработали на своем товаре, — ответил он Теперь он мне нравился. Дергающийся, грязный какой угодно, он был свой человек.

Мы подошли к аптекарю, заверить расписку, и, честное слово, я никогда не видал более негодующего человека.

— Хороший бизнес, а? — сказал он. — Не слишком ли вы горячитесь?

— Слушайте, вы, — ответил я. — Вы заверяйте, и все. — Я показал расписку Эксару. — Так годится?

Он кашлял и изучал расписку.

— Все, чем вы владеете или имеете право продавать. Прекрасно. И, знаете что, напишите о вашей правоспособности как торгового агента, вашей профессиональной правоспособности.

Я внес изменения и расписался. Аптекарь заверил расписку.

Эксар вытащил из кармана брюк пачку денег. Он отсчитал пятьдесят четыре хрустящие, новенькие пятидесятидолларовые купюры и положил их на стеклянный прилавок. Затем взял расписку, сложил ее и спрятал. И направился к двери.

Я схватил деньги и бросился за ним.

— Может быть, еще что-нибудь?

— Ничего, — ответил он. — Все. Дело сделано.

— Я понимаю, но мы можем найти еще что-нибудь, какой-то другой товар.

— Больше искать нечего. Дело сделано.

По его голосу я понял, что дела закончены.

Я остановился и посмотрел, как он толкнул вращающуюся дверь. Он вышел на улицу, свернул налево и пошел так быстро, будто чертовски спешил.

Дела закончены. О'кэй. В моем бумажнике лежали три тысячи двести пятьдесят долларов, которые я сделал в одно утро.

Но верно ли я действовал? Было ли это действительно высшей суммой, назначенной в представлении? И как близко я к ней подобрался?

Один из моих знакомых — Морис Барлап — мог помочь мне разобраться в этом деле.