Искатель. 1976. Выпуск №1
Шрифт:
Часы вели обратный отсчет: осталось сто секунд. Теперь возврата нет, будь что будет… Через полторы минуты он войдет в атмосферу Юпитера и окажется всецело во власти исполина.
Ошибка в отсчете составила всего три секунды — не так уж плохо, если подумать, сколько тут неизвестных факторов. Через стены капсулы доносились жуткие вздохи, они переросли в высокий, пронзительный вой. Совсем другой звук, чем при посадке на Землю или на Марс. Разреженная атмосфера, состоящая из водорода и гелия, транспонировала все звуки на несколько октав выше. На Юпитере даже в раскатах грома будут звучать фальцетные обертоны.
Вместе с нарастающим воем нарастала и перегрузка. Через несколько секунд Фолкена словно сковал паралич. Поле зрения уменьшилось
Он не потерял сознания. Да иначе и быть не могло. Фолкен представил себе, какой великолепный хвост тянется за «Кон-Тики» в юпитерианской атмосфере на несколько тысяч километров. Через пятьсот секунд после вхождения в атмосферу перегрузка пошла на убыль. Десять G, пять, два… Потом тяжесть почти совсем исчезла, огромная орбитальная скорость была погашена, началось свободное падение.
Внезапный толчок дал знать Фолкену, что сброшена раскаленная тепловая защита — то, что от нее осталось. Она выполнила свою функцию и больше не понадобится, пусть достается Юпитеру. Отстегнув все пряжки, кроме двух, он стал ждать, когда программный механизм начнет выполнять следующую, самую ответственную серию операций.
Фолкен не видел, как раскрылся первый тормозной парашют, но ощутил легкий рывок, и скорость падения сразу уменьшилась. Горизонтальная составляющая скорости «Кон-Тики» была полностью погашена, теперь аппарат двигался прямо вниз со скоростью полутора тысяч километров в час. Последующие шестьдесят секунд все решат…
Пошел второй поплавок. Фолкен посмотрел в верхний иллюминатор и с облегчением увидел, как над падающим аппаратом колышется облако сверкающей пленки. Огромным цветком в небе раскрылась оболочка воздушного шара и стала надуваться, зачерпывая разреженный газ. Полный объем составлял несколько тысяч кубических метров, и скорость падения «Кон-Тики» быстро упала до нескольких километров в час. На этом рубеже она стабилизировалась. Теперь у Фолкена было вдоволь времени — аппарат будет падать не один день, прежде чем достигнет поверхности планеты.
Но он ее все-таки достигнет, если не принимать никаких мер. Сейчас шар играл всего-навсего роль мощного парашюта, он не обладал подъемной силой. Да и откуда ей взяться, ведь внутри тот же газ, что и снаружи.
С характерным и слегка нервирующим потрескиванием заработал реактор, посылая струи тепла в оболочку. Через пять минут скорость падения снизилась до нуля. Еще через минуту аппарат начал подниматься. Согласно радиовысотомеру он уравновесился на высоте около четырехсот двадцати семи тысяч метров над поверхностью Юпитера — или над тем, что заменяло поверхность.
Только один шар может плавать в атмосфере самого легкого газа — водорода: шар, наполненный подогретым водородом. Пока работал реактор, Фолкен мог спокойно парить над миром, где разместилась бы сотня Тихих океанов. Покрыв больше пятисот миллионов километров, «Кон-Тики» наконец-то начал оправдывать свое название. Воздушный плот плыл по течению в океане юпитерианской атмосферы…
Хотя кругом простирался новый мир, прошло больше часа, прежде чем Фолкен смог сосредоточить внимание на панораме. Сперва надо было проверить все системы капсулы, опробовать все рукоятки управления. Определить, насколько нужно увеличить расход тепла, чтобы подниматься с той или иной скоростью, сколько газа нужно выпустить, чтобы опускаться. Но прежде всего добиться стабильности. Отрегулировать длину тросов, соединяющих капсулу с огромной грушей оболочки, и погасить вибрацию, чтобы полет был возможно более плавным. До сих пор ему сопутствовало счастье. Ветер на этой высоте был устойчивым, и допплеровская локация показывала, что относительно невидимой поверхности он летит со скоростью трехсот сорока восьми километров в час. Для Юпитера очень скромная цифра, здесь отмечены скорости ветра до полутора тысяч километров в час. Но, конечно, дело не в одной скорости. Главная опасность —
Лишь основательно освоившись с необычным аппаратом, Фолкен решил откликнуться на настойчивые вызовы Центра управления, после чего выпустил штанги с измерительными приборами и устройствами для анализа атмосферы. И хотя капсула теперь напоминала небрежно украшенную рождественскую елку, она все так же легко реяла над Юпитером, посылая непрерывный поток информации на магнитофоны далекой базы. Наконец-то Фолкен получил возможность осмотреться.
Первые впечатления были, неожиданными и в какой-то мере разочаровывающими. Если говорить о масштабах, то с таким же успехом он мог лететь над земными облаками. Горизонт там, где ему и положено быть, никакого ощущения, что летишь над планетой, поперечник которой в одиннадцать раз превосходит диаметр Земли. Но стоило Фолкену бросить взгляд на инфракрасный локатор, прощупывающий слои воздуха внизу, и он понял, как сильно обмануло его зрение.
Облачный слой на самом деле был не в пяти, а в шестидесяти километрах под ним. А до горизонта не двести километров, как ему казалось, а почти три тысячи.
Кристальная прозрачность гелие-водородной атмосферы и колоссальные дуги Юпитера совершенно сбили его с толку. Определить на глаз расстояние здесь было еще труднее, чем на Луне. Каждый видимый отрезок надо умножать по меньшей мере в десять раз.
Элементарный случай, и ничего неожиданного. И тем не менее Фолкену почему-то было не по себе. Такое чувство, словно не в Юпитере дело, а сам он уменьшился в десять раз… Возможно, со временем он привыкнет к чудовищным масштабам этого мира, а сейчас как поглядишь на невообразимо далекий горизонт, так и чудится, что душу сковывает холодный — холоднее окружающей атмосферы — ветер. Да, что ни говори, не похоже, чтобы эта планета когда-либо могла стать обителью человека. Очень может быть, что Фолкену суждено остаться первым и последним человеком, проникшим под облака Юпитера.
Небо было почти черным, если не считать нескольких размытых аммиачных облаков километрах в двадцати над аппаратом. Там, на границе стратосферы, достаточно холодно, но с уменьшением высоты быстро росли температура и давление. В зоне, где сейчас парил «Кон-Тики», — градусник показывал минус пятьдесят, давление равнялось пяти атмосферам. В ста километрах ниже будет жарко, как в земных тропиках, а давление такое же, как на дне глубокого моря. Идеальные условия для возникновения жизни…
Минула четвертая часть короткого юпитерианского дня. Солнце поднялось уже довольно высоко, но сплошная пелена облаков внизу была озарена удивительно мягким светом. Лишних пятьсот миллионов километров заметно умерила силу солнечных лучей. Несмотря на ясное небо, Фолкен не мог избавиться от ощущения, что выдался пасмурный день. Надо думать, ночь спустится очень быстро. А пока царило словно осеннее утро. С той поправкой, что на Юпитере не бывает осени, вообще нет никаких времен года.
«Кон-Тики» вошел в атмосферу в центре экваториальной зоны — наименее красочной из широтных зон планеты. Облачная пелена была лишь чуть-чуть тронута желтизной, не то что желтые, розовые, даже красные кольца, опоясывающие Юпитер в более высоких широтах. Знаменитое «красное пятно», самая броская примета Юпитера, находилось далеко на юге. Выло очень соблазнительно опуститься там, но атмосферная активность в южных тропиках была слишком велика, скорость течений достигала полутора тысяч километров в час. Нырять в чудовищный водоворот неведомых стихий значило напрашиваться на большие неприятности. Пусть будущие экспедиции займутся «красным пятном» и его загадками.