Искатель. 1976. Выпуск №2
Шрифт:
— Капитана Позднякова приветствует инспектор Тихонов, — сказал я, и в следующее мгновение понял неуместность само довольного поглаживания собственного брюха — радость и нетерпение Позднякова, которое я услышал, были вызваны совсем другим.
— Станислав Павлович, да где же вы? Тут «разгонщика» задержали!!!
— Где это тут?
— В сто девятнадцатом отделении. Они вам звонили, а я не могу точно сказать, когда вы будете.
— Хорошо. Перезвоните в отделение, скажите, что минут через пятнадцать я подъеду. Я сейчас у метро «Семеновская», позвоните дежурному, скажите, чтобы выслали
— А… а… — Поздняков хотел что-то еще сказать, но почему-то замялся.
— Ну что там еще? — спросил я.
— Нет, ничего, все в порядке. Мне по-прежнему быть здесь?
— Да. Впрочем… — Я подумал, что нетерпение Позднякова скорее всего и связано с непереносимо острым желанием скорее попасть в отделение и собственными глазами посмотреть на одного из негодяев, причинивших ему столько страданий. Но, будучи человеком дисциплинированным и больше всего ненавидящим отсутствие порядка и разгильдяйство, он, конечно, не смог сказать, что сильнее всего на свете мечтает сейчас поехать со мной в 119-е отделение.
— Андрей Филиппыч, пожалуй, правильно будет, если мы вместе поедем. Выезжайте вместе с оперативкой…
— Слушаюсь. — На этот раз он трубку все-таки бросил на рычаг.
Поздняков сидел на заднем сиденье, подняв воротник плаща, вжавшись в угол, да и лицо у него было такое, словно он вошел в машину с сильного мороза, — красные пятна на щеках, заострился, побелел кончик носа. Круглые его глаза, зеленоватые, в глубоких глазницах были неподвижны, лишь изредка помаргивали длинные белые ресницы. Через спину шофера он следил неотрывно за дорогой, будто он один знал скрытую в асфальте яму, будто хотел разглядеть приготовленную на улице западню, отвести возможное препятствие на бешеном пролете оперативной машины — со свистом, горловым всхрипом сирены, пронзительным визгом покрышек на поворотах. Душа Позднякова разрывалась — ему хотелось как можно скорее попасть в отделение и собственными глазами увидеть «разгонщика», и в то же время очень уж не по правилам, дико мчался на переполненных улицах наш шофер.
— Они вам не сказали, при каких обстоятельствах был задержан преступник? — спросил я Позднякова.
— Он хотел получить деньги в сберкассе по предъявительской книжке, — ответил Поздняков, и глаза его все так же неотрывно следили за дорогой.
— Личность установлена?
— Нет еще. Выясняют.
Машина затормозила около дежурной части отделения, мы поднялись бегом по ступенькам, прошли по коридору — я хорошо знал это отделение, в нем я начинал службу в милиции, постучали в дверь с табличкой «Заместитель по уголовному розыску майор И. Н. Васильев».
— Входите! — раздался из-за двери тонкий голос Васильева.
В маленьком кабинете сидел на стуле у двери парень в штатском, по-видимому, инспектор. За столом царил в своем обычном, каком-то перешитом холстинковом пиджаке Игорь Васильев, а у зарешеченного окна, под зеленоватой глыбой несгораемого шкафа примостился разгонщик.
— Нашего полку прибыло! — сказал Васильев и повернулся к преступнику: — Ну, теперь держись, братец. Эти-то тебе покажут! Здравствуй, Тихонов, сто лет тебя не видел! Забурел ты там у себя в МУРе…
— Это ты просто сто лет по нашим ориентировкам никого не задерживал, —
Красавец был хоть куда. Безусловно, сильно пьющий. От него и сейчас, когда он тяжело, сокрушенно вздыхал, наносило острым перегаром. Как у всех людей давно и много пьющих, у него стерлись четкие возрастные приметы. Лицо мучнистое, замешоченное преждевременными складками, красная склеротическая паутина на скулах, воспаленные глазки, волосы слипшиеся, прилизанные к плоскому сухому черепу и растущие как-то очень неровно — проплешинами, прядками, пучками, словно его шевелюру прилежно побила моль. На нас с Поздняковым он посмотрел с отвращением и страхом.
И вообще он выглядел как-то особенно незавидно на фоне Васильева, в котором весу было ровно семь пудов. Васильев слезливо жаловался всегда, что такой непомерный вес у него от неправильного обмена, хотя я, прослужив с ним четыре года, могу дать голову наотрез, что вес его — результат прекрасного аппетита, огромного природного здоровья и несокрушимой нервной системы. Сейчас Васильев благодушно расспрашивал задержанного:
— Так расскажи нам, братец Буфетов, откуда же у тебя столько деньжат появилось? Видишь, специально побеседовать с тобой явилось начальство из МУРа…
Братец Буфетов кивнул затравленно головой и повторил:
— …начальство из МУРа…
— Что ты как попугай за мной повторяешь? Ты сам лучше говори…
— …сам лучше говори… — булькнул унитазным эхом Буфетов.
Васильев придвинул ко мне протокол допроса, а сам спросил:
— Так как понимать тебя прикажешь — твоя это книжка или не твоя?
— Не моя…
— А чья?
— …А чья? — задумчиво спросил нас Буфетов, еще раз напрягся и сказал: — А чья — не знаю…
Васильев сокрушенно покачал головой:
— Вот видишь, братец, до чего тебя водочка-то довела — совсем ты свой умишко растерял, только слова чужие повторять можешь.
В рапорте инспектора Киреева и объяснительных записках сотрудников сберкассы сообщалось, что сегодня в половине одиннадцатого неизвестный гражданин попытался получить по предъявительской книжке № 147210 вклад на сумму 1700 рублей. Поскольку такая сумма была указана в ориентировке МУРа о похищении сберегательной книжки и предъявитель вызывал подозрение своим нервозным поведением, контролер Симакина вызвала сигнальной кнопкой работника милиции, который и доставил сопротивляющегося гражданина в отделение милиции. Здесь он назвался Николаем Ивановичем Буфетовым, а прибывший прямо перед нами участковый с места жительства Буфетова подтвердил его личность. Теперь надо было выяснить, как попали к нему сберкнижки Обоимова, изъятые «разгонщиками» на липовом обыске у Екатерины Пачкалиной.
— Скажите, Буфетов, вы где работаете? — спросил я.
— …где работаете?.. временно… нигде…
Участковый из угла подал голос:
— У него это «временно» — восемь месяцев в году. Глохчет водку, и все тут!
— Буфетов, у вас семья есть?
— …семья есть… в смысле нет…
То, что он живет одиноко, было и так видно — весь он был какой-то поношенный, совсем плевый мужичонка. И как-то не верилось, что он мог принимать участие в «разгоне», даже на самых вторых ролях. Но ведь книжка оказалась у него в руках!