Искатель. 1976. Выпуск №3
Шрифт:
— Веди! — сердито подтолкнул его Никитич.
Леша боязливо шагнул вперед. Он старался держаться штакетника, но ограда скоро оборвалась. Как раз в этот момент стрельнул ракетчик. Голубоватый свет упал на знакомую водоколонку, из которой когда-то брали воду. Теперь можно идти с закрытыми глазами.
Дворами разведчики проскользнули к маленькому домику. Под навесом у телеги всхрапывала лошадь. Окно было забито фанерой и заложено доской, как ставней. Леша хотел постучать,
— Вдруг там немцы, — шепнул он. — Тогда дом не запирают. В дверь толкнись!
Леша ступил на крыльцо. Предательски заскрипела старая доска. Кошка неведомо откуда сиганула в сени. Леша надавил на дверь, но она не подалась. Тогда он негромко постучал. В избе заговорили. Слов Леша не разобрал, но от волнения стало жарко, и он понял, что говорили отец с дедом. Он постучал еще раз, выбивая «я на речку шла», как это делал, когда возвращался с гулянки. Загрохотала деревянная нога, с лязгом откинулся крючок.
— Отец, — Леша сглотнул комок и прижался к впалой груди отца.
— Живой… — не веря, отец ощупал лицо, плечи сына. — Из окружения, что ль?.. Да грязный весь…
— Я не один, — наконец проговорил Леша. — Товарищ со мной.
— Зови, у нас никого нет. И к деду иди.
Отец зажег лампу-семилинейку без стекла. Дед лежал на спине, вытянув восковые руки вдоль тела. По его щеке потекла мутноватая слеза.
— Не чаял увидеть, — проговорил он, трудно выталкивая слова.
— Живой я, дедусь, — Леша взял его невесомую руку, по держал в своей.
— Воин?
— Маленько.
— Это хорошо, — дед приподнял голову, крикнул отцу: — Ванька, собери гостям!
— В момент, батя.
Дед снова посмотрел на внука, погладил по худенькому плечу:
— Видать, и правда дела у нас неважные, коль таким мальцам стали лбы забривать.
— Да нет, дедусь. Выдюжим. Меня вот в разведку послали…
— В разве-е-едку, — протянул дед. — Уж не наступление ли замышляет начальство?
— Пока нет. Потом скажу.
— Ну ладно. Иди к столу, а я издали на тебя погляжу, — дед понизил голос, покосился на отца. — Твой-то дурень у немцев служит…
— Как! — вырвалось у Леши.
— Слушай больше! Совсем умом на износ пошел, — хохотнул отец, усаживая Лешу и Никитича за стол.
От коричневого с красным перцем и корицей куска сала отец отрезал по пластику, пододвинул банку с болгарским стручковым горохом, проговорил:
— Хлеба только нет. Хозяева у нас теперь хлеба мало едят.
— Кем ты у них?
— При кухне ездовой. Воду вожу, продукты. С кухни и перепадает.
— Про меня спрашивали?
— Махнули рукой.
— А я ведь
— Нешто? — удивился отец и поглядел на Никитича, словно спрашивая подтверждения, но Никитич помалкивал, поедая сало и горох. — Думаете Питер удержать?
— Непременно.
— И то, — кивнул лохматой головой отец. — А то немцы брешут, мол, голыми руками возьмем.
— Ты про Геринга им скажи! — крикнул дед с кровати, прислушиваясь к разговору.
— А-а! — махнул рукой отец.
— Что такое? — заинтересовался Никитич, сверкнув карим глазом.
— На днях было у них целое столпотворение. Приезжал сын Геринга, летчик. Тоже откуда-то из-под Питера. Будберг ему целый «бьюссинг» подарков навалил.
— Грабят, значит?
— Не без этого, — согласился отец.
— Давно?
— А как вошли, до сих пор какие-то ящики упаковывают…
— В подвалах дворца находится наш морской архив. Вы знаете об этом? — спросил Никитич.
— Летом что-то привозили.
— Он на месте?
— Да кто его знает.
— Узнайте.
— Тю! — удивленно воскликнул отец.
— Мы из-за архива и пришли, — надавил на слова Никитич.
— Подвалы заперты. Часовых, правда, нет.
— Понаблюдайте. Может, кто-то ходит туда…
Помолчали, достали из кисетов табак, закурили. Отец пустил колечко дыма, оглянулся на деда:
— Это враз не сделаешь.
— Мы подождем. У вас безопасно?
— Вроде никто не заглядывал.
— Вот и договорились.
Отец ничего не сказал, стал стелить на своей кровати.
— Я устроюсь на дворе, а Алексей пусть тут, — сказал Никитич.
— Так холодно ж там!
— Привык. Дайте чем накрыться.
Отец достал старый полушубок, стеганое одеяло, сердито сунул Никитичу:
— Дожили… По дворам прячемся…
Устроился Никитич на чердаке. Лешин автомат и гранаты отец завернул в тряпку, спрятал в печи и забросал дровами. Одежду тоже забрал отец, а дал ту, которую носил Леша до войны.
— В случае чего, вернулся ты из окружения. Дезертировал.
— А друг твой, видать, серьезный, — проговорил дед.
— В роте первый, — похвастался Леша.
— Для чего, скажи, бумаги-то потребовались?
— Начальству виднее…
— Стало быть, важные бумаги. За так рисковать не послали бы.
Леша устроился на отцовской кровати, а отец ушел к деду.
— Так я коптилку тушу? — спросил он.
— Туши, — пробормотал Леша, он понял на войне, что самое плохое для солдата — это вечный недосып, он давно не спал в мягкой постели и уснул сразу, будто провалился в омут.