Искатель. 1977. Выпуск №1
Шрифт:
Коновницын крякнул с досадой: Тобору не хватило нескольких сантиметров, чтобы допрыгнуть до края пропасти. Однако он сумел дотянуться до края освободившимися от груза щупальцами, которые намертво присосались к горной породе.
Собравшись с силами, он подтянулся на щупальцах и выбрался из жерла вулкана.
По просьбе Коновницына был воспроизведен прыжок Тобора в замедленном темпе. Прыжок с грузом повторяли еще и еще, а Сергей Сергеевич хмурился, вглядываясь в экран, и взгляд его был непроницаем.
После этого светящаяся
Вспыхнули панели освещения. Несколько секунд люди сидели молча, все еще во власти только что виденного, затем начали шумно подниматься с мест, разом заговорили. Да, материала для обсуждения хватало с избытком…
— Честное слово, в горах приходилось легче, — проговорил Костя, ни к кому в отдельности не обращаясь.
Коновницын взял Петрашевского под руку, и они медленно двинулись к выходу.
— Есть разговор, Аким Ксенофонтович, — сказал председатель Государственной приемной комиссии. «И, боюсь, нелегкий», — добавил он про себя.
Шагая чуть быстрее, их обогнал Суровцев. Петрашевский посмотрел на него, затем перевел вопросительный взгляд на Сергея Сергеевича.
— Ваш заместитель нам не помешает… Что с вами? — воскликнул Коновницын, глядя на бледного Суровцева. — Не надо так убиваться!
— Ничего… Пройдет, — пробормотал Иван, придерживаясь за спинку кресла.
Голова Суровцева раскалывалась от боли, ноги были словно ватные. И снова, как и несколько часов назад, у него возникло ощущение, что во время испытаний он упустил нечто важное. Но что же именно? То ли какой-то штрих в действиях Тобора на полигоне, который мог бы дать ключ к разгадке странностей в его поведении? То ли дельную реплику кого-то из коллег? Мысль ускользала, не давалась.
У выхода Суровцева с таинственным видом поманил в сторонку Костя.
— На два слова, Ваня, — шепнул он, увлекая приятеля в укромный уголок фойе, за пальму.
Иван прислонился щекой к шершавому стволу:
— Говори.
— Вы сейчас будете решать судьбу Тобора… Ну, не судьбу — вечно я нужное слово не могу найти. В общем, будете итоги первого дня подводить. Так, что ли?
— Что там подводить, — попытался улыбнуться Суровцев. — Все итоги — на штрафном табло.
— Не темни, Иван. Я же видел, какие лица у Коновницына и Аксена. Мрачнее тучи!
— К делу, — попросил Суровцев.
— Табло — это еще не все, Иван, — чуточку торжественно. выложил альпинист, видимо, давно заготовленную фразу. — Разве поступки человека можно оценить только в цифрах да баллах? Погоди, — схватив он его за рукав, когда Суровцев сделал движение. — Ты же знаешь, Тобор спас мне жизнь. Рискуя собственной!
— Все учтем, Костя…
— Неужели вы прервете испытания?
Суровцев вздохнул:
— Не я решаю это, дружище.
— Но они тебя пригласили, я видел, —
— Ну и что?
— Убеди их, что Тобор не трус. Головой ручаюсь. Нет у него чрезмерно развитого, как его… инстинкта самосохранения.
— В таком случае, что же с Тобором приключилось?
Альпинист с виноватым видом развел руками:
— Если бы я знал, Ванюша…
— А еще переходить в ИСС собираешься! Аксен семь шкур с тебя спустит, если услышит «не знаю». Он таких слов не признает. Учти это.
— Может быть, и в самом деле не надо было учить Тобора этим проклятым прыжкам, — тихо сказал Костя. — Пусть бы передвигался на колесах. Либо гусеницах.
— Аксен прав: ты, Костя, прямо-таки генератор идей, — сказал Суровцев, прощаясь.
— Выспись как следует, Иван, — произнес ему вслед альпинист. — Ты не Тобор, тебе отдых нужен.
У выхода Суровцева поджидали Коновницын и Петрашевский. Остальные успели разойтись.
— Пройдемся, — предложил Коновницын.
Вечерело, и пластиковые дорожки, разбегающиеся в равные стороны от купона, начинали светиться. Долго шли молча — никто не хотел начинать тяжелый разговор.
— Вы куда сейчас, Сергей Сергеевич? — первым нарушил затянувшуюся паузу Петрашевский.
— Нужно малость прийти в себя, — вздохнул Коновницын. — Пойду к себе в гостиницу. Это, конечно, не Леонидион, о котором рассказывал нам Иван Васильевич. Ну, да и я ведь не являюсь почетным гостем Олимпиады.
Петрашевский и Коновницын шли по дорожке, с которой садовый робот, видимо, совсем недавно сгреб опавшие листья. Суровцеву дорожки не хватило, и он шагал рядом, по жухлой траве, тяжело переставляя ноги.
— Да, завтра нам всем опять предстоит нелегкое испытание, — подхватил Петрашевский.
— Нам, пожалуй, приходится не легче, чем Тобору, — вставил Суровцев.
Коновницын замедлил шаг и сказал:
— Давайте признаем: Тобор оказался неподготовленным к экзамену. Замысел интересен, согласен. Но модель явно не дотянута. Поспешили вы приглашать комиссию.
— Трассу дня он прошел, — произнес Петрашевский.
— А какой ценой? — воскликнул Коновницын. — Сколько штрафных очков он заработал? Мнение членов комиссии мне известно — я успел с ними переговорить. Оно у нас единое.
— Во время генерального прогона, накануне экзамена, Тобор показал… — начал Петрашевский, но Коновницын с живостью перебил его:
— Аким Ксенофонтович, миленький, да поймите же! Предыстория нас не интересует и интересовать не может. Если бы дело обстояло иначе, зачем нужны были б экзамены?
Суровцев опустил голову: возразить было нечего. Но его шеф не собирался без боя сдавать позиции.
— Хорошо, Сергей Сергеевич. Давайте говорить только о сегодняшнем цикле, — согласился он. — Разве сегодня Тобор занимался только тем, что набирал штрафные очки? А Трехмерный Лабиринт, который он прошел быстрее, чем планировалось?