Искатель. 1978. Выпуск №1
Шрифт:
Ракетно-артиллерийский налет застал Чехова в пути. Несколько минут он лежал оглушенный, став маленьким и беспомощным среди неистовства громов и огней. Но у него был долг и еще было беспокойство: вдруг машина уйдет! — и он двинулся к реке перебежками…
На плесе тоже клокотали взрывы, их тусклые вспышки поминутно озаряли берег, и Чехов побоялся открыто идти к островку камыша. Опять он полз, пока не свалился в ямку, похожую на старый окоп. Отдыхая, настороженно огляделся. Камыш был совсем рядом. Взрывы все еще вздымали воду узкой стеной поперек реки, он засмотрелся на водяные
Сокрушительный ураган в тылу противника вызвал рядовой Виталька Чехов! Виталька Чехов становился могучим джинном, повелителем невиданной грозы, и ее неотразимые молнии летели начертанными им путями. Он даже позабыл разделить это гордое могущество и славу с товарищами по экипажу и, горбясь в тесной ямке, пел беззвучно — выразить словами чувства его все равно было нельзя…
Песня его души оборвалась вместе с огневым налетом на переправу. Снова спохватился, заспешил, впервые заметив, как поредела тьма. Упершись локтями в край ямки, выполз на полкорпуса и отпрянул назад: прямо на него, освещая путь узким лучом замаскированной фары, шел бронетранспортер.
Вначале Чехов испугался своего непослушания. Он поступил вопреки совету старшего лейтенанта, и, если приехавшая команда обнаружит его, она обшарит всю окрестность. Второй раз подряд рядовой Чехов подведет товарищей. Такого не простят.
Однако Чехова еще не обнаружили, а прочесывание камыша уже началось.
Значит…
С этим «значит» в Чехова вошел кто-то новый — спокойный и рассудительный. Не зря сержант Дегтярев брал его в ночной поиск, а Плотников посылал одного на угрюмую крутую сопку. И все два месяца в разведроте Чехов служил тоже не зря.
Искали его товарищей — вот что он понял сразу. А раз искали, значит, засекли в момент радиосвязи, — и это он сумел понять. У Витальки Чехова всегда было хорошее воображение, и додумать остальное ему не составляло труда. Если приехавших интересует разведчик-радист, Виталька Чехов вполне сойдет. Обрадуются, схватят, отвезут к начальству, а пока разберутся, что за радиостанция у него, многое переменится. Им и в голову сейчас не придет искать целый экипаж с боевой машиной. Они ищут запеленгованного радиста, и радист имеется…
Чехов не спешил. Была еще надежда: вдруг товарищи ушли? Из-за камыша, лежа, он не видел ближнего плеса, где находилась машина. А если и не ушли, их могут проглядеть — все-таки маскировку придумал сам командир роты.
Надежда оказалась краткой. Когда до разведчика долетел разговор про «корягу с тиной», а потом — распоряжение голосистого сержанта «прощупать как следует», — Чехов понял: настал его черед последовать примеру сержанта Дегтярева.
Он деловито осмотрел автомат, положил рядом, вынул
…Плотников уже знал: боя не избежать, и все-таки медлил, словно ждал чуда. Нет, не чуда — ждал, что цепь вот-вот дойдет до края камышей, солдаты вернутся к машине, сгрудятся там, и тогда огонь его пулемета станет страшным. Одной очереди хватит на всех.
Но они не дошли до края камышей, и ефрейтор с серьезной фамилией Ломиворота, видно, не успел даже снять обмундирование.
Гранатным разрывом возле бронетранспортера ахнул взрывпакет, близкий автомат залился длинной очередью, и юношеский голос отчаянно крикнул:
— Ложись!..
Испуганно и бестолково затрещал целый десяток автоматов, но тот же голос, ставший тонким, как у десятилетнего мальчишки, перекрыл этот треск:
— Прекратите стрельбу! Живым брать будем!.. Попов, заводи, обходите его лощиной, огнем прижимайте, чтоб не убежал!..
Взвыл мотор бронетранспортера, слышно было, как машина сорвалась с места, удаляясь от берега.
— Отделение, справа и слева перебежками по одному — вперед!..
Выстрелы и крики постепенно удалились, и Плотников оторвался от пулемета, обессиленно провел ладонью по лицу. Учение-то учение, а чувствуешь себя как зверь в облаве.
— Что это, товарищ старший лейтенант? — негромко спросил Оганесов.
— Наши. Не знаю кто, но это наши…
— Нет, я не про то, — горячо зашептал Оганесов. — Вон там… движется…
Плотников крутанул перископ назад. Над рекой плыл слабый туман, но уже хорошо различался в сумерках, однако и мешал наблюдению. Худо, если усилится. Размытые тени машин скользили по реке, и трудно сказать, сколько же до них: двести метров или все пятьсот, — мешал тот же туман.
— Плавающие автомобили. Или бронетранспортеры.
— Нет, товарищ старший лейтенант, еще дальше. Напротив седловинки… Два раза уже двигалось. Погодите, вот сейчас… Видите?
Не столько зрением, сколько всей своей беспокойной настороженностью, обострившимся шестым чувством Плотников угадал и слабый росчерк воздухопитающей трубы над серой, стеклянной поверхностью реки, а потом и водяной бугор над башней идущего к берегу танка. Там шла переправа. Шла, быть может, к концу. Там могла находиться даже основная трасса, а здесь — запасная. Или ложная, рассчитанная на такого вот лопоухого соглядатая, который приплывет по воде и зацепится близ первых попавшихся знаков караулить кота в мешке…
Позже, возвращаясь к этой трудной минуте, Плотников понимал, что поступил он не так, как поступил бы профессиональный разведчик. Он просто перестал быть разведчиком, став только политработником, который в критическую минуту прибегает к последнему средству: подняться во весь рост перед цепью стрелков и увлечь их за собой — к смерти или победе. Еще не отдавая себе отчета, как поступить, но уже готовый на самый отчаянный шаг, он рвал из планшета карту, искал на ней седловинку ниже излучины, ставшую ориентиром переправы, и кричал водителю во весь голос: