Искатель. 1978. Выпуск №5
Шрифт:
— Разрешите угостить вас? Из своего сада. — И Штырь сунул милиционеру яблоко.
Тот хотел было отказаться, но в это время он, видимо, заметил, кого искал, и с машинально зажатым в кулаке яблоком снова нырнул в толпу.
Граммофон и Пашка засмеялись, а Штырь, продолжая паясничать, послал вслед милиционеру воздушный поцелуй.
— Это кто, знакомый? — полюбопытствовал Пашка.
— Друг детства и буйного отрочества, — ответил Штырь и подмигнул Граммофону.
Пивная находилась в дальнем углу базара. Пробираться к ней надо было мимо пустых
Подойдя к выходу, Штырь деловито распорядился:
— Саня, мостырь бутылку. Я очередь займу.
Минут через десять на столе уже стояла бутылка водки, кружки с пивом, в тарелках дымились сосиски.
— Давайте за встречу, — нетерпеливо раскупоривая бутылку, предложил Граммофон.
Пашка покосился на табличку: «Приносить и распивать спиртные напитки запрещается». Штырь перехватил его взгляд.
— Да ты не дрейфь, моряк называется!
— С чего ты взял? — молодцевато ответил Пашка.
— Во, я и говорю — настоящий моряк ничего не боится.
Когда закончили бутылку, а Граммофон выдал с десяток анекдотов, Штырь подтолкнул Пашку.
— Ну а ты чего молчишь, рассказал бы о своем плавании.
Пашка хотел было загнуть о дальних морях и странах, но, встретившись с насмешливым взглядом Штыря, осекся.
— Чего тут рассказывать? В эту навигацию только по Днепру мотаемся.
— А что возите?
— Так, всякую дребедень для нового комбината.
— Интересно, — вставил Граммофон и тут же получил пинок по ноге от Штыря.
— А когда еще к нам завернете?
— Наверное, дней через пять. Целые сутки будем стоять у вас. Тоска.
Граммофон и Штырь переглянулись.
— Полными придете?
— Полными, — кивнул Пашка.
Граммофон почесал пятерней шею.
— Э, робя, может, еще того?
Пашка хотел было отказаться, но потом решил не ронять достоинство морского волка и достал из кармана мятую трешку.
— Убери, — запротестовал Штырь. — Так не годится. Ты наш гость. — И он сунул деньги Пашке в карман.
Когда Граммофон ушел за новой бутылкой, Штырь огляделся по сторонам и, обняв Пашку одной рукой, полушепотом спросил:
— Хочешь заработать?
— Смотря что.
— Ну, конечно, не срок. В общем, такое дело. — Штырь окинул оценивающим взглядом Пашку. — Есть у меня один друг. За большие деньги он купит несколько ящиков с теми железяками, что вы привозите для комбината. Не дрейфь, дело выигрышное. Ты попросишься, чтобы тебя поставили ночью дежурить на барже. Мы подъедем на катере, возьмем ящики — и порядок. Все будет без пыли и шума. Идет?
Пашка помутневшим взглядом покосился на Штыря.
— Ты что, на кражу меня толкаешь?
— Какая кража? — всплеснул руками Штырь. — Смех один. Подумаешь, несколько ящиков. Государство
— Надо подумать.
Вернулся Граммофон.
— Согласился?
— А чего не согласиться? — ответил за Пашку Штырь. — Дело кондовое наклевывается.
— Я еще не решил, — упрямо сказал Пашка.
— Дашь ответ, как вернешься. А мы с Саней встретим тебя на пристани.
Граммофон разлил по кружкам водку.
— За удачу. — И, скосив глаза на Пашку, добавил: — А ты, матросик, смотри не трепани языком, а то и занозу в бок недолго получить.
— Запугиваешь? — Пашка сжал зубы, сунул правую руку в карман. Глаза его сузились и налились злостью.
— Но-но, детки, не бузите, — вмешался Штырь. — Наш Саня человек большой доброты, но шутит всегда неудачно.
Утром Пашку растолкал Сазонов. Чертовски болела голова, а во рту все пересохло.
— Ну, Паш, ты даешь, — усмехнулся Володька. — Где так вчера накачался? Мы с ребятами еле затащили тебя в кубрик. Хорошо, никто из начальства не видел.
Пашка неопределенно махнул рукой.
III
Старую дворнягу пристрелили на рассвете. Эхо неслось по выстывшим плавням, разрывая тишину. Потом оно смолкло, застряв где-то в сыром вязком тумане. Затихла и дворняга на речном косогоре, откинув на лапу простреленную голову.
Утром сторож с пристани принес на «Быстрый» щенка и сказал, что пристрелить дворнягу ему приказало начальство.
Собака, дескать, была никудышная и чем-то болела, один вред от нее.
Щенка сторож нашел в норе над речным обрывом. Еще четверо его братьев и сестер околели два дня назад. И дворняга выла всю ночь на луну за старой пристанью.
Капитан разрешил оставить щенка на буксире. Тут же кто-то из команды дал ему кличку — Листок.
Мордочка у щенка была острая и сердитая. Темно-серая шерстка на спине чуть лоснилась, а хвост завивался колечком. Он совсем не был похож на свою мать.
Листок быстро освоился на палубе. Правда, в руки сперва никому не давался, и, если кто-то из матросов пытался взять его, он ловко увертывался и убегал на корму. Там он прятался под выцветшим брезентом. Дико, по-лесному, блестели оттуда его зеленые глаза. Щенок, наверное, тосковал по матери, ее ласке и теплу.
Володька Сазонов принес ему с камбуза молоко, но он только шлепнул несколько раз языком и отошел в сторону. Потом, недовольно фыркая, Листок облизал испачканный в молоке нос.
Сазонов резким движением схватил щенка. Листок забился в сильных руках с таким отчаянием, что Володьке показалось, будто он держит мягкую заводную игрушку.
Володька отпустил щенка на палубу и сунул ему в рот кусочек сахара. Листок выронил сахар, но, подумав, обнюхал, осторожно взял в рот и старательно захрустел. Покончив с лакомством, он облизнулся и некоторое время выжидательно смотрел то на Сазонова, то на Егорыча.