Искатель. 1979. Выпуск №6
Шрифт:
Кто это такой?
Культурный человек... — коротко ответил Шамсутдин.
Почему ты так решил? — улыбнулся Махмудбек.
Он доктор. Был советским доктором, военным. Сдался в
плен к немцам. Жил... Говорит, хорошо жил.
Чего же приехал сюда? Нашим помогать?
Помогать? — переспросил Шамсутдин и задумался. Потом
решительно заключил: — Не будет помогать.
А об этом как ты догадался?
Он лечит
Ясно! — сказал Махмудбек. — Он хочет со мной уви
деться?
— Да, господин. Очень... Он хочет вас пригласить на свадьбу.
Свадьба... Это уже интересно. Значит, соберутся люди. Самые
разные. Обязательно возникнут разговоры. И о прошлом и о будущем.
— Пусть заходит... — разрешил Махмудбек.
И вдруг какая-то невероятная, совсем неожиданная мысль мелькнула в голове Махмудбека. Он даже испугался этой мысли. Попытался от нее отделаться. Но она беспокоила, заставила его сорваться с места, зашагать вокруг стола. _
— Что с вами? — удивился Шамсутдин.
— Ничего, ничего... — ответил Махмудбек. — А ты передай...
этому доктору, что я очень хочу его увидеть.
«Это свой!» Может, действительно свой. Тот самый, кто должен приехать сюда, в мир еще опасных врагов. Кто должен заменить его, Махмудбека. Свой! Свой!
Нет... Азими действительно сдался в плен при первом удобном случае. До создания Туркестанского легиона он мотался по
79
гитлеровским концлагерям. Узнал голод и холод. Его били... От смерти спасла профессия врача, а затем согласие служить фашистам.
— Звери... — с неприкрытой злостью сказал Азими. — Як
ним пришел с поднятыми руками. А они... Какой-то краснощекий
солдат ребром ладони полоснул меня по шее. Как ножом.
«Я же доктор... — кричу по-немецки. — Настоящий доктор!»
А он, собака, мне в лицо: «Ты азиат. Мы вас уничтожим». —
Азими взялся за чашечку, отпил глоток кофе. — Собаки беше
ные. Так им и надо.
Рука заметно дрожала. Видно, что это честолюбивый человек. В Красной Армии он занимал обыкновенную должность. Все врачи становились хирургами. В санбате, в полевом госпитале, ему приходилось работать днем и ночью. А он считал, что способен на другие, более почетные дела, на более высокое звание, чем капитанское.
— Так им и надо... Подохнут все, собаки! — заключил Азими.
Ясно... Азими сразу же отошел от немцев.
Как наши живут в Мюнхене? — спросил Махмудбек.
Научились у немцев... — с прежней злостью ответил Азими.
Не очень дружно?
Азими усмехнулся.
Сейчас расскажу. Я заходил к ним в комитет. Видел все...
Разрешите закурить? — Азими покосился на закрытую дверь
соседней комнаты. — Ваша жена, как я слышал...
Ничего... — сказал Махмудбек. — Здесь можно. Курите.
Я только одну сигарету.
А сигареты английские. Азими к ним привык. Он стал рассказывать о работниках Туркестанского комитета, о дрязгах, интригах, скандалах.
Мы так на них надеемся... — сказал Махмудбек.
Зря! — почти выкрикнул гость. — Зря! Они подведут.
Но как же быть одним?
Почему? — поднял брови Азими. — Вы же чувствуете, что
происходит в мире. Вы знаете, с кем надо дружить.
Знаю...
И я выбрал свою дорогу. Скажу вам. Уже это не секрет.
Со вчерашнего дня я майор. Приглашен в колониальную ар
мию. Разумеется, как врач.
Возможно, когда-нибудь Азими разочаруется и в новых хозяевах. Но сейчас у него довольное, сытое лицо. В эти минуты он забыл о гитлеровцах. Откинувшись на спинку стула, небрежно вертел изящную пачку «Честерфильда» и говорил о будущем.
Большинство эмигрантов давно не бывали на тихой, щедрой, богатой свадьбе. Вначале гостей смущало присутствие трех европейцев. Но те вели себя с подчеркнутой простотой, обращались с эмигрантами как с равными. Почтительно выслушали молитву.
Один из европейцев оказался рядом с Махмудбеком.
Азими делал вид, что не смотрит в их сторону. Но, вероятно, сейчас для хозяина на его собственной свадьбе было главным: состоится ли знакомство Махмудбека с сотрудником разведки
80
той самой колониальной армии, где Азими уже получил чин майора.
Знакомство состоялось...
Махмудбек был счастлив от встречи с офицером, образованным, знающим Восток человеком. И они, Махмудбек и майор Харбер, говорили о судьбах мусульман, эмигрировавших из Средней Азии.
Разговоры за столами становились все оживленней. И откуда-то из угла двора, где разместился народ победнее, вырвался резкий голос:
— А чего ждать? Новой такой свадьбы? Когда она будет? Не все умеют продавать свою душу, свою совесть.