Искатель. 1981. Выпуск №5

Пеев Димитр

Васильев промолчал.

— Сейчас надлежит вбивать клин между рабочим и крестьянином. Во: почему я вспомнил Индию.

— Совершенно другое положение, — упрямо повторил Васильев.

— Разумеется. Но учтите, у крестьянина своя психология, у рабочего своя. Большевики их объединяют, рабочих и крестьян.

— И, кажется, получается.

— Не спорю. Для этого вы и едете, чтобы вбить клин. Вбить!

— Я? Один? — усмехнулся Васильев.

— Там ждут люди, — напомнил Тиррел. — Самые разные. — Это во-первых. А во-вторых, поедут и другие.

Вначале была ясная договоренность: Васильев добирается

до Ташкента, устраивается на каком-нибудь заводе, фабрике. А лучше в авторемонтные мастерские. Он знает автомобиль, броневик. Любит технику.

— Адрес меняется, — продолжал Тиррел. — В стране создаются эмтээс.

— Машинно-тракторные станции, — подсказал Васильев.

— Вот, вот. — Тиррел ребром ладони стукнул по столу. — У них в центре внимания трактор. Машина и земля. Их можно соединить. А можно сделать врагами.

— Как?

— Это зависит от вас. Это очень трудно — лечь под колеса трактора. А трактор сейчас как в годы войны броневик, танк. Однако в отличие от танка он завоевывает не только пространство, землю. Он меняет жизнь людей. И к лучшему. Вот что такое трактор. И хорошо, когда он превращается в мертвую, безобидную машину, не способную двинуться с места. Когда этот металл незаметно начинает пожирать ржавчина, вечно ненасытное, удивительно тихое чудовище. Но увы, количество тракторов растет. В Узбекистане в двадцать третьем году было семнадцать “фордзонов”. А в двадцать девятом ни одного “фордзона”, а уже около двухсот “Путиловцев”. Новых машин.

— Это из Питера.

— Забудьте об офицерском жаргоне, — поморщился Тиррел. — Ленинград. Путиловский завод.

— Поздновато спохватились, — не выдержав, уколол Васильев.

Тиррел не обратил внимания на реплику. Он спускал с цепи еще одного злого пса, а там — все в руках всевышнего.

— Продвигайтесь по службе. Но слишком на виду не стоит красоваться. Можете отличиться, как у них говорят, в соцсоревновании. Там теперь бывает такой праздник “день тракториста”. Подарки дают.

— Премии, — поправил Васильев.

— Премии, — согласился Тиррел. — Так что дерзайте! Обдумайте все. Тракторист получает больше крестьянина. А машина может простоять. Тракторист, живой человек, загуляет… Водка, наркотики. У вас будут на это деньги.

Консул посмотрел на Васильева. Даже модный костюм не прибавил ни одной аристократической черточки. И снова, в который раз, разговор о подрывной работе, шифре, тайнике. Это как проверка, экзамен.

— Я доволен вами, — наконец сказал Тиррел. — Вы хорошо подготовились.

— Да, я готов. — Надо было завершать разговор.

За последние месяцы Тиррел, честно говоря, осточертел Васильеву. Как и он, наверное, консулу.

— Значит, завтра отдыхаете, а потом переход через границу.

В этот вечер Тиррел не предложил ему даже чашки кофе.

БЕЗМОЛВНЫЙ ПОЕДИНОК

Еще недавно сюда с гиком и свистом прорывались банды. Они знали все тропинки, были знакомы с бездорожьем. Знали, в какую пору, зимой или летом, в часы тихого рассвета или плотной, зловещей темноты пришпорить отдохнувших, сытых коней. И еще знали бандиты, что там, за адырами, за ущельем, в 1923 году встала пограничная застава, небольшой отряд, люди в выцветших гимнастерках, старых шинелях. У них скудные пайки. Все — и хлеб и мясо — рассчитано

на граммы. И никто из них, пограничников, не пытался угнать хотя бы одну овцу из стада Кадыра. Того самого Кадыра, который посылает своего батрака с короткими сведениями о том, как живут бойцы и дехкане, что изменилось в его краю.

Вначале застава занимала заброшенную кибитку чабанов. Потом застучали топоры, поднялось два крепких домика, появился забор, встала смотровая вышка. И можно было только удивляться и гадать: когда эти люди спят, отдыхают. Если банда врывалась с беспорядочной пальбой, то каждый патрон у пограничника расходовался экономно, находил свою цель.

Но выдержала застава все налеты. Окрепла. Только стоят в нескольких метрах от забора пирамидки со звездочками, со скромными именами погибших бойцов. После каждого боя загорались новые звездочки. Земные светила. Вечная память о боях, борьбе. Казалось, не охватить всю территорию, на которой круто поднимались горы, лежало ущелье и жалкая, скудная степь. Только весной эта степь оживала, покрывалась жестковатыми недолговечными цветами, среди которых шныряли ящерицы и задумчиво, с трудом выбирая дорогу, ползали черепахи. Была здесь и другая живность, о которой лучше не вспоминать. Еле отходили одного бойца от укуса щитомордника, умело прижившегося в этих местах.

Рядом со стеною, сразу же на границе, поднимались адыры, эти шлейфы и предгорья хребтов. Адыры были покрыты кустами аккурая, козы-кулака, шашыра со своими зонтиками.

И кто его знает, что делается за этими кустами, особенно весной, да еще ночью. А знать надо…

Бойцы Ткаченко и Аширов расположились в ущелье, у огромного валуна. Давным-давно сильная вода снесла с гор этот валун, как песчинку. Теперь он врос в землю, постарел, притих. Трудная задача у пограничников. Слишком большой участок отдан под охрану, под тщательный присмотр. Сейчас они остались хозяевами степи, ущелья, должны следить и за чужими адырами. По скромным подсчетам, здесь с адыров спускается дорога и десятка два тропинок.

От валуна видна эта дорога.

Вот уже несколько лет, как банды перестали врываться на советскую сторону. А отдельные люди идут по старым тропкам. Дорогу хотя и знают, но избегают ее.

После задержания нарушители плачут, клянутся, торопливо доказывают свою непричастность к преступлениям. А потом кто-нибудь из этих кающихся тупо смотрит на мешочек с сероватыми комочками анаши. И никак не может вспомнить, откуда этот мешочек у него, бедного человека, оказался.

Бывают и другие… Сорокапятилетний украинец перешел границу и даже обрадовался встрече с бойцами.

— Я шел вас шукать, — объявил он.

— А мы тебя шукали, — ответил Ткаченко.

Когда-то в двадцатых годах денщик потащился со своим офицером в чужую страну, намыкался горя, нахватался зуботычин, вот и бросился через горы, на родную землю.

Увезли человека в город. Проверили. Теперь, возможно, спокойно живет в своей деревне на Полтавщине. И рассказывает землякам о переходе через горы и пропасти.

Хорошо, когда запутавшийся человек все-таки оказывается честным.

В последнее время на дороге было несколько задержаний. Об этом, наверное, известно и на той стороне. Зачем новому нарушителю соваться сюда? Даже верующий в приметы человек не рискнет.