Искатель. 1985. Выпуск №2
Шрифт:
— Но ведь это один и тот же человек, все время один и тот же…
— Ты пока что не воскресил последней Юлии, последней из серии сестер-двойняшек.
— Какие же они сестры? Они совершенно разные люди…
— Ты многократный убийца и самоубийца, минуту назад ты опять собирался покончить с собой…
— Это правда.
— Но у тебя не хватило смелости.
— Ты просто мстишь. Мстишь за то, что я тебя раскусил. Ты бессовестно сидишь в каждом из нас, избавиться от тебя можно лишь вместе с нами.
— Приговор уже
— Но ведь я только частично человек, частично я твой элемент. Значит, ты осудил и себя.
— Иди к своему дезинтегратору. Ты сам хотел этого.
— Не по твоему приказу.
— Иди.
— Никогда.
В лабораторию врываются двое искусственных полицейских. Смешные роботы, из тех, что имитировали стражу перед лжелабиринтом, где якобы спрятан Большой Компьютер. Натан пробует уклониться от них с помощью своих датчиков, но датчики уже выключены.
«Сам же их выключил, иначе они не допустили бы тебя к дезинтегратору!»
Перед ним — черное жерло.
Натан, засасываемый аппаратом, впервые оказывает сопротивление. Он борется, хватается за стены и вещи, падает на пол.
— А ведь это твое собственное замечательное изобретение, Натан, — говорит Компьютер.
Полицейские помогают втягивающим силам, подталкивают Натана к отверстию. Последнее, что он видит: их забавные физиономии, длинные ажурные уши и глаза с выпуклыми вращающимися зрачками. У человека, даже самого дурного, можно попросить милости, можно бороться с ним, ранить, даже убить, уничтожить… Компьютер не знает ни чувств, ни смерти.
— Пустите!..
Камера закрывается беззвучно, непроглядная темень, совсем ничего не видно. Не слышно даже собственного крика. А потом — это непередаваемое чувство, когда тело безболезненно, но бесповоротно распадается в пыль. И — свет, сначала он ослепляет.
— Это твое изобретение, Натан, — говорит Большой Компьютер.
Снова стены лаборатории, снова бездонная пасть дезинтегратора, слепая, бесчувственная, немая.
Открытое окно. Юлия вплывает в помещение, притянутая дезинтегратором.
— Я все поняла, — говорит она своим изнеженным, тонким голоском. — Ты обязан меня полюбить, ибо выбора у тебя нет. Ведь я опять здесь, после стольких смертей. Но я всегда для тебя воскресаю. Я уже примирилась с судьбой. Нужно жить. Даже на коленях можно жить.
И падает перед ним на колени. В тот же миг Натан ощущает, что кто-то положил руку ему на плечо. Краем глаза он видит, что рука стара и покрыта многочисленными морщинами. Он помнит, чья это рука. Это прикосновение, эта манера вмешиваться в конфликты.
— Мама! — кричит он, оборачиваясь.
— Покорись наконец судьбе, — просит мать. — Ведь нельзя же так, невозможно, это не по-людски… Или уж слишком по-человечески — шагать по трупам, сынок. Тебе не поможет эта твоя адская машина. Конечно, это его, эта
Поодаль от матери молча стоит отец, он покачивает головой, будто не соглашаясь ни с ее словами, ни с ее добротой, ни с чьим бы то ни было согласием. Оба они смотрят друг на друга исподлобья.
— Это он тебя этому научил, твой отец. Когда сгорел старый дом, а потом когда он при тебе тем же способом уничтожил новый, между нами все кончилось. Мы стали врагами, непримиримыми врагами. Когда я увидела, как ты, сынок, поджигаешь лес, и столько людей, и столько людей ушло тогда с дымом…
Она на миг умолкает, ее глаза беспокойно, все быстрее движутся.
— Безнаказанно, безнаказанно, — шепчут ее губы.
Тогда он падает на колени рядом с Юлией, но когда оказывается подле нее, этого когда-то обожаемого существа, внезапно ощущает запах пожарища и понимает, что они уже никогда не избавятся от взаимной неприязни, что все сделанное будет повторяться снова, будет происходить всегда. Какая же это по счету Юлия, какое ее издание, улучшенное и исправленное, но невыносимое из-за изменений, которые он у нее произвел?..
Он видит ее, видит своих родителей и разгуливающих по лаборатории уродцев, результат неудачных воскрешений. Ом вскакивает на ноги, мгновенно включает дезинтегратор, и первым исчезает в его пасти: он не хочет смотреть, как будут сопротивляться Юлия и родители, как они будут за все хвататься, не желает слушать их просьбы и мольбы во имя сохранения жизни, будто эта жизнь каким-то образом, неважно каким, есть на этой земле. Он испытывает презрение к себе и к своим близким — и распадается, охваченный этим последним чувством…
Голос Большого Компьютера:
— Ты бессмертен, Натан, бессмертный среди бессмертных.
Натан смотрит: вокруг толпы мужчин, они едва помещаются в лаборатории. Они толпятся, теснятся — все в одинаковых костюмах, рубашках, галстуках. И эти лица.
— Это твое изобретение, Натан. Я понял, что оно позволяет осуществлять не только последовательное копирование, но и одновременное. Это очень просто.
Натан только теперь понимает: помещение битком забито его двойниками. Все они одинаковые, но и разные. Каждый — это Натан, но и не Натан. Сознавать это невыносимо. Хватит лишь одного прыжка, чтобы вновь очутиться перед пастью дезинтегратора…
— Ты бессмертен, Натан, бессмертен как конструкция. Помни об этом.
Натан начинает понимать. Он проталкивается сквозь толпу, хочет пробиться к лифту. Остальные в тот же момент делают то же самое. Разумеется, открыть лифт невозможно, не может быть и речи об этом.
— Это лишнее, — говорит Компьютер.
Конечно, это пустая потеря времени. Мое изобретение переносит людей на расстояние в десятки, сотни, тысячи километров. Одну из Юлий ученый перенес в свою лабораторию, вытащив из ракеты «Земля—Марс».