Искатель. 1986. Выпуск №6

В ВЫПУСКЕ:

Анатолий РОМОВ

2. В ЧУЖИХ НЕ СТРЕЛЯТЬ. Роман.

Виктор ПРОНИН

68. СЛОВЕСНЫЙ ПОРТРЕТ.

ПОХИТИТЕЛЬ БРИЛЛИАНТА. Рассказы.

Дмитрий ЖУКОВ

89. СЛУЧАЙ НА ВУЛКАНЕ. Фантастический рассказ.

Конрад ФИАЛКОВСКИЙ

98. ОПАСНАЯ ИГРУШКА.

РАЗНОВИДНОСТЬ HOMO SAPIENS.

УТРО АВТОРА. Фантастические рассказы.

Собака лаяла зло, с подвыванием.

Дворник Трофимов, нащупав в темноте одежду, встал, чертыхнулся и вышел на улицу. Несмотря на второй час ночи, было светло; собачья конура стояла далеко, наискосок по двору, у самого забора.

— Черти б тебя взяли… Шарик, фу!

Остановившись у конуры, посмотрел на собаку. Огромный пес бурой масти, со свисающим вниз подшерстком, замолчал, но, глядя в пространство, продолжал вздрагивать и тихо рычать. Дворник тронул пса за загривок, недовольно потряс:

— Очумел совсем! Что лаешь? — Всмотрелся в светлую мглу. За большим, изрытым канавами и заросшим бурьяном пустырем привычно темнел корпус электромеханического завода.

— Ну что людям нервы портишь, никого и нет?

Глядя на хозяина, Шарик вильнул хвостом, коротко тявкнул.

— Давай, Шарик, чтоб не было этого больше. Слышишь?

Трофимов оставил пса и, придерживая на ходу штаны, вернулся в свою каморку. Улегся, попытался заснуть — не получилось. Сказал, прислушиваясь к дыханию спящей рядом жены:

— Все ж зря собака лаять не будет.

В 1912 году Голодай, северная часть Васильевского острова, представлял собой одно из самых заброшенных мест Петербурга. Отдаленный от Петроградской стороны Малой Невой, а от Васильевского острова речкой Смоленкой, Голодай также был своего рода островом, почти необитаемым. Центр этого островка занимали болота, на западной части размещались керосиновые склады, на восточной, около Немецкого и Армянского кладбищ, — канатная фабрика и Чухонская слобода. Кроме слобожан, работников фабрики, здесь никто не жил.

В два часа ночи 7 июня 1912 года было светло как днем. В тишине ночной белизны вдоль берега Малой Невы, по Пятигорской улице, медленно двигалось ландо. Но вряд ли кто-то мог бы заметить движение экипажа — слобожане спали, гуляющие сюда не заходили, лошадь же, умело придерживаемая вожжами, шла ровно; на ее копыта были надеты специальные резиновые галоши.

В пролетке, тесно прижавшись друг к другу, сидели двое мужчин во фраках и котелках. Одному было около тридцати, второй, сухопарый, с подстриженной щеточкой светлых усов, державший вожжи, казался постарше. Оба сосредоточенно следили за дорогой и молчали.

Лошадь

— Чего надо, господа?

Старший поднял палец к губам, зашипел:

— Тс-с… Не узнал? Я же тебя предупреждал…

— А-а. Да, да, признал, простите, господин хороший. — Сторож замялся, не зная, что сказать еще. — Сослепу-то не увидел. Так вы что, это… С дамами?

— С дамами, с дамами. — Старший быстро сунул сторожу рубль. — Только тише. Сядь на облучок, покажешь, как проехать.

— А где дамы-то?

— Они ждут… В другом экипаже, тут, неподалеку.

Сторож помедлил и, решившись, вышел к пролетке.

— Ладно уж. Хорошо-с. Покажу, как не показать. — Подобрав плащ, уселся. Молодой достал из кармана кастет, примерился — и коротким рассчитанным движением ударил сторожа по затылку. Тот дернулся, вяло осел; старший ловко подхватил тело, не давая сползти. Поднял вожжи — и вороная развернулась и двинулась назад по дороге, ведущей в центр голодаевских болот.

Вскоре старший остановил кобылу. Зеленая вода подступала здесь к самой дороге. Молодой спрыгнул с подножки, вдвоем они осторожно сняли тело и, привязав к ногам две чугунные гири, столкнули в воду. Снова уселись в пролетку, и старший тронул вожжи.

Еще через три дня в Петербурге, на Московской заставе, вспыхнул крупный пожар. Пожар был из тех, которые входят потом в городские хроники; горел электромеханический завод фирмы «Н. Н. Глебов и K°». Там, где стояли штабеля бочек с варом, обмоточным материалом и нефтью, огонь временами поднимался вверх до десяти метров. Сторож, работавший здесь недавно, вторую неделю, так и не смог объяснить, откуда появились первые языки пламени. Были вызваны пожарные; надо сказать, подъехали они довольно быстро. Команда тут же приступила к тушению, но практически ничего нельзя было сделать: рухнула крыша. К трем часам утра от завода «Н. Н. Глебов и K°» ничего не осталось — только слабо дымились голые стояки стен.

За пожаром наблюдали почти все обитатели соседних домов. Многие из них вышли на улицу, высыпали и жильцы дома, в котором дворничал Трофимов. Жильцы тревожно хмурились, наблюдая за догоравшим заводом. Только сам Трофимов, присев на корточки, плакал. Голова лежащего у забора пса была разбита, но приподнявшиеся губы, обнажив бессильные теперь клыки, казалось, все еще угрожают кому-то.

Петербургский адвокат Арсений Дмитриевич Пластов вернулся с обычного утреннего променада. Открывая дверь с медной табличкой: «К. с. А. Д. Пластов, присяжный поверенный», он усмехнулся. Когда-то этот адрес на Моховой, 2, и медная табличка были известны многим, теперь же о них постепенно начинают забывать. Сам же он, тридцатишестилетний Арсений Пластов, за эти годы карьеры так и не сделал, остался все тем же «к.с.», [1] адвокатом без клиентуры, но зато остался честным. Пластов считал, что иначе нельзя, и вместе с другими подписал петицию против введения военно-полевых судов. [2]