Искатель. 1989. Выпуск № 04
Шрифт:
— Молодец! — зажмурившись, шептал Мишка. — Какой ты сильный, молодец!
Постепенно они успокоились. Мишка сел на топчан, а Рыжий привалился к теплому боку печи и сунул голову ему на колени, так они сидели долго. Мишка покачивался, поглаживая пса и шептал:
— Теперь я тебя спрячу, никто не найдет. В сенях, в угольнике конуру сделаю, тепло будет. А Торос с Фанерой скоро в отпуск уедут до самой весны. Тогда станем гулять где хотим Нарты сделаем из санок, кататься будем. На рыбалку пойдем. Ой, ты же есть хочешь, давай я тебя накормлю.
Мишка
— Ешь долбанинку, очень вкусно. Это мы с папкой поймали блесной еще по первому льду. На Оленью ездили, большую такую речку. Там и налимы ловятся — ого! Одного папка еле вытащил, тут взвесили — девять килограммов! Не веришь? Ну подожди, поедем в праздники — сам увидишь. Ты ешь, ешь сейчас я тебе каши намешаю со щами — ух и вку-усно!
Пес съел и рыбу, и кашу со щами. Тогда Мишка усадил его и приказал не шевелиться. Когда Рыжий понял, что надо сидеть смирно, Мишка положил ему на нос белый кусочек какого-то непонятного вещества с совершенно незнакомым запахом.
— Будем обучаться правильному поведению. Замри. Теперь — хоп. Взять. Бери, бери, ешь. Сахар это. Не давала Фанера? Аты распробуй. — Мишка сунул кусок Рыжему в пасть сбоку, под губу. Пес хотел выплюнуть непонятный предмет, но тот растаял и потек по языку невероятным блаженством. Рыжий даже взвизгнул от удовольствия. Мишка дал ему еще кусок и сказал:
— Хватит. Хорошенького всегда понемножку дают.
Рыжий понял и перестал просить. Только почесал задней лапой за ухом.
— Теперь ложись, поспи, — сказал Мишка. — Ты сегодня намучился, а мне уроки надо делать, стихи учить фанерские к празднику. Она всегда стихи пишет на праздники.
От переживаний и обильной вкусной еды Рыжий действительно захотел спать. Зрачки подернулись сонной дымкой. Пес развалился на оленьей шкуре, широко зевнул, облизнулся и закрыл глаза.
Мишка повторил стишки несколько раз — слова все простые, а никак не запоминаются — посмотрел на ковер, висевший перед ним, на отцово ружье у верхнего края, затем перевел взгляд на книжную полку и неожиданно для себя пропел слова из частушки, слышанной однажды на улице от загулявшего строителя Семкина:
Даже недругу свому Не желай в отцы Му-му!И в этот момент в сенях что-то бухнуло, чмокнула дверь,
— Кто там? — спросил Мишка. — Мам, ты?.. Па-ап?
— Во-о-от ты где, — прозвучал хриплый голос, и Мишка ощутил, как у него на голове зашевелились волосы.
Торос!
— Так и зна-ал! — продолжал хрипеть пришелец. — ну-ка собирайся, паскудина, погулял!
— Не дам, — шепотом сказал Мишка и встал со стула. Как-то деревянно он дошел до занавески, отдернул ее и в морозном воздухе, валившем через открытую дверь, увидел склонившегося к Рыжему Тороса. Пес широкими от ужаса, молящими глазами уставился на Мишку.
— Не трогай, — прошептал
Торос повернул к нему голову:
— Продолжаем, значит, воровать чужое? Я твоего батю предупреждал. Завтра милицию вызову.
— Не трогай! — громко сказал Мишка.
— Чего-о? Да я тебе… — Торос ухватил пса одной рукой за загривок, а второй — с перетянутым бинтом запястьем перекинул через шею Рыжего веревку.
— Не трогай! — Мишка прыгнул вперед, ухватил конец веревки и дернул на себя. Торос рванул обратно, и Мишка упал на Рыжего. Тот завизжал, перевернулся через спину и юркнул под топчан.
— Ты та-а-ак, гаденыш?! — просипел Торос, схватил Мишку за шиворот и пихнул в занавеску. Мишка запутался, упал, проехал по линолеуму и трахнулся головой о ножку тахты. В голове зазвенело, закружилось, потом зазвучала какая-то мелодия, перед глазами посыпался снег и замерцали звезды. На этом фоне выплыла искаженная ужасом морда Рыжего, и Мишка понял, что если сейчас отдаст пса, то превратится в предателя и останется им на всю жизнь, и все это время ему не будет покоя и прощения. Он открыл глаза и увидел перед собой ковер, а на нем, в верхнем углу — тулку и патронташ.
— Вылазь, говорю, сучок! — пыхтел на кухне Торос и шлепал о пол веревкой. — У-убью гада!
Раздался скрип отодвигаемого топчана.
И тогда Мишка под матерные угрозы Тороса забрался с ногами на тахту, снял патронташ, ружье, с трудом переломил его, сунул в стволы два патрона, спрыгнул на пол и пошел в кухню. Там он увидел Тороса, стоявшего на коленях и тянувшего через топчан Рыжего. Пес упирался и натужно хрипел, вонзив зубы в веревку.
— Не трогай! — опять сказал Мишка и поднял ружье к животу.
— Отцепись, щенок, пришибу! — зашипел, не поворачиваясь, Торос.
И тогда Мишка нажал скобу. Ужасно, невероятно громко ахнул выстрел, пришельца заволокла дымная пелена.
Когда пелена спала, Мишка увидел Тороса. Тот стоял у печи, подняв руки к плечам. Губы его дрожали так сильно, что было слышно, как они шлепались одна о другую. Между шлепками из них вылетали отдельные звуки:
— Ув…ва…уб…
— Не трогай, Торосище Ледовитое, — как во сне, сам не понимая, что говорит, прошептал Мишка.
Торос согласно закивал, плаксиво улыбнулся и медленно, боком, пошел к двери. А Мишка стоял оцепенело и не сводил взгляда с Тороса. Наверное, потому, что не верил его неожиданному смирению.
Торос задом вышел из кухни, и уже на улице возник его жалостный вопль:
— Уб…бы… би-и-или?! У-уби-и-или-и!!!
Рыжий видел, как человеческий ребенок выпустил из рук ружье и опустился на оленью шкуру. Тогда пес прополз под топчаном, хотел перепрыгнуть через ружье, но не решился. Второй раз в течение дня он встретился с человеческими орудиями убийства: там, в сарае — с веревкой и ножом, тут с убивающей палкой. После грохота, извергнутого ею, в кухне пахло не только порохом, но и кровью Тороса. Рыжий обошел ружье и виновато посмотрел в невидящие глаза Мишки, потом осторожно лизнул его в нос и вздохнул.