Искатель. 1990. Выпуск №4
Шрифт:
Шеф возникает из темноты неслышно, как привидение. Он усаживается рядом на месте водителя.
— Свое решение менять не собираюсь, — упреждаю и его вопрос. — Я завязал.
— Хочешь уехать? — спокойно говорит шеф, располагаясь поудобней. — У меня нет возражений.
— Тогда что вы от меня хотите?
— Выручи. В последний раз.
— Нет!
— Я так не говорил, когда вытаскивал тебя из весьма щекотливых положений. Ты неблагодарный человек…
Это правда. Я ему многим обязан. Впервые он меня выручил, когда я едва не отправил на тот свет очередного отчима. Мне грозило как минимум лет пять колонии, но шеф «смазал»
— Отпустите меня, — прошу я. — Поверьте, я и впрямь больше не могу. Дошел до точки.
— Я тебя не держу. Мы просто работали вместе. И ты не был ни в чем обижен. Ты волен поступать как тебе заблагорассудится. Но ты забыл, что долг платежом красен.
— Свои долги я вам уже вернул. С лихвой. Если вы считаете, что платили мне слишком много, я верну вам деньги.
— Деньги… Мальчик мой, разве это деньги? Так, шелуха, мизер… Ты еще только на подступах к настоящим деньгам. К большим деньгам. И ты будешь их иметь, сколько захочешь: сто, двести тысяч, миллион. Выполни мою последнюю просьбу — даю слово, что последнюю! — и я возьму тебя в компаньоны. Голова у тебя работает прилично, человек ты надежный, проверенный — лучшего помощника трудно сыскать. А «чернухой» заниматься больше не будешь. Для этой работы люди всегда найдутся…
— Спасибо за доверие, но я не хочу. Плевать мне на большие деньги. Они меня к «вышке» приведут.
— Ну этого я, предположим, не допущу, — мягкий, убаюкивающий голос шефа вдруг стал скрипучим, неприятным. — «Вышка» предполагает судебное разбирательство…
Я понимаю и чувствую холодок под сердцем. Значит, дорога у меня теперь только одна…
— Кончать меня сейчас будут или как? — спрашиваю я сквозь зубы.
— Предположим, это совсем непросто сделать…
Не возражаю, тут я согласен.
— Но зачем ты так плохо обо мне думаешь? — продолжает шеф. — Или я тебе дал повод?
Я не отвечаю, смотрю, стиснув зубы, в ночную темень. Вот он, финиш… Возможно, я приду к нему и позже, все зависит от моего согласия. Какая разница?
— Кого на этот раз? — глухо бормочу, не глядя на шефа.
Он некоторое время колеблется, пытаясь заглянуть мне в лицо, хотя что можно увидеть при мельтешении светящихся фар редких легковушек, которые проносятся мимо? Затем решается и, придвинувшись поближе, тихо говорит мне на ухо… Ну, это уже слишком! Видимо он прочитал мои мысли, потому что резко отстранился и надолго умолкает. Я тоже молчу. Первым заговаривает он:
— Я тебе доверил… большую тайну. Надеюсь, ты это понимаешь. И чтобы между нами не было недомолвок, должен сообщить: в случае чего — ты знаешь, что я имею в виду, — мы «позаботимся» и о твоей любимой девушке.
Мир обрушивается
Я даже не понял, как очутился в моей руке наган.
Ярость захлестнула меня, лишила разума.
— Убью… — хриплю я. — Сейчас, здесь…
— Я тебе сказал — в случае чего… — голос шефа дрогнул — Ты должен и меня понять…
Стрелять! Выпустить весь барабан в него, затем кончить Додика… а потом себе пулю в лоб… А Ольга? Она ведь ничего не знает, ни в чем не виновата. Мои грехи, мне и расплачиваться…
— Оставьте ее в покое… — снова хриплю я. — Иначе я за себя не ручаюсь…
— Ладно, ладно, все, — торопливо говорит шеф и мягким движением отодвигает дуло нагана в сторону. — Извини, я переборщил. С кем не бывает. Успокойся, с ее головы и волос не упадет.
Не верю я ему, не верю! Но делать нечего — киваю и прячу наган. Шеф быстренько прощается, хлопает меня по плечу и исчезает. Минуты через две появляется Додик и компания.
— Поехали, — улыбается мне рожа неумытая. Я стою возле машины.
— Без меня… — отвечаю ему.
— Это почему? — удивляется Додик.
— Ну как знаешь… — косится на мою руку, которую я держу на поясе поближе к оружию.
Они уезжают. Я облегченно вздыхаю и вдруг сажусь прямо на асфальт ноги стали ватными.
Фишман защищался с упорством, которое трудно было предположить в человеке такого склада характера.
И все же Хнжняк «дожал» его — мрачные стены следственного изолятора и дикие нравы сокамерников-уголовников оказались весьма действенным средством.
Фишман начал давать показания, когда ему пообещали отдельную камеру. Известно ему было немного, но вполне достаточно, чтобы представить картину тотальной системы коррупции, которая опутала город и область. Кооператив «Свет» был создан для легализации торговли импортной видеоаппаратурой, компьютерами и прочей электроникой, которую поставляли зарубежные партнеры по подпольному бизнесу. Контрабанда доставлялась в город частично транзитными рейсами в автофургонах, но больше железной дорогой в ящиках с импортным оборудованием для строящегося завода по производству магнитофонов. Расплачивался за заграничный товар преимущественно антиквариатом и золотыми изделиями.
По самым скромным подсчетам, месячный оборот торгово-закупочного кооператива «Свет» составлял около полутора миллионов рублей. В чьих карманах оседали эти деньги? Фишман, увы, этого не знал — зицпредседателя в такие подробности не посвящали. Он лишь передавал выручку от тайных операций в условленном месте некоему молодому человеку без имени, молчаливому и угрюмому. А перед этим обычно звонил шеф и назначал дату, время и место встречи. Шефа Фишман в глаза не видел…
Новость принес Баранкин.
— Ты слышал, что случилось в СИЗО? — спросил он, передавая мне оперативные сводки.
— Не приходилось, — буркнул я в ответ, не придав должного значения словам Баранкина.
— Вчера поздним вечером подследственные захватили заложников! Требуют, чтобы им дали оружие, деньги, машину. Генерал вызвал группу специального назначения.
Некоторое время я сидел спокойно, «переваривая» услышанное. Новость, конечно, была из разряда редких, но, собственно говоря, мне-то что… И вдруг меня словно током ударило — Фишман!