Искатель. 1993. Выпуск №2
Шрифт:
Гвидобальдо тем временем достиг лагеря и спешился у шатра, высившегося в самой его середине. Из шатра, размерами поболе палаток, вышел низкорослый толстяк, в котором острые глаза Франческо без труда разглядели Джан-Марию.
Слуга подвёл жеребца, помог господину сесть в седло, а затем в сопровождении того же горниста Джан-Мария двинулся к замку. У самого рва натянул поводья, увидев Валентину, снял шляпу и склонил рыжеватую голову.
— Монна Валентина, — позвал он, устремив вверх взгляд маленьких, жестоких глаз, а когда она подошла к крепостным
— Мои капитаны перед вами, — ровным голосом ответила Валентина.
— О? И их так много? Сколько же у вас солдат?
— Достаточно, — вмешался Франческо, из глубины шлема голос его звучал глухо, — чтобы разнести вас и всю собранную вами шваль на мелкие клочки.
Джан-Мария устремил на него злобный взгляд, но увидел лишь стальные латы да тёмный зев поднятого забрала.
— Кто ты такой, негодяй? — вопросил Джан-Мария.
— Сам ты негодяй, будь ты хоть двадцать раз герцог, — последовал ответ, сопровождаемый смехом Валентины.
Никогда ещё, с тех пор как Джан-Мария издал первый крик, появившись из чрева матери, ни один человек не одёргивал его так грубо. Стоит ли удивляться, что его бледное лицо побагровело.
— Слушай меня внимательно! — проревел он. — Какая бы судьба ни ждала остальных защитников замка после того, как я захвачу его, тебе лично я обещаю верёвку и крепкий сук, на котором тебя и вздёрнут.
— Ба! — отмахнулся рыцарь. — Поначалу птичку нужно поймать. И не надейтесь, что Роккалеоне достанется вам, словно перезревший плод, упавший на землю. Пока я жив, вашей ноги тут не будет, ваша светлость, а жизнь мне очень дорога, и просто так я с ней не расстанусь.
Тут Валентина повернулась к Франческо, глаза её уже не смеялись.
— Довольно, мессер! — прошептала она. — Не стоит ещё более раздражать его.
— Да, да, — заверещал Гонзага. — Более ничего не говорите, а не то вы нанесёте нам непоправимый урон.
— Мадонна, — герцог Баббьяно тоже более не желал общаться с Франческо, — я даю вам двадцать четыре часа на раздумья. Вы видите прибывшие в лагерь орудия. Завтра, когда вы проснётесь, они будут нацелены на ваши стены. Более сказать вам мне нечего. Могу я просить вашего дозволения перед отъездом переговорить с мессером Гонзагой?
— Раз вы уезжаете, можете говорить с кем угодно, — презрительно бросила Валентина и, повернувшись, знаком предложила Гонзаге подойти к краю стены.
— Я могу поклясться, что этот шут уже дрожит от страха перед возмездием, — прокричал герцог, — и, возможно, страх заставит его руководствоваться здравым смыслом. Мессер Гонзага, как я понимаю, вы нанимали на службу гарнизон Роккалеоне, а потому предлагаю вам отдать приказ опустить мост. Именем Гвидобальдо, равно как и своим, обещаю всем прощение, за исключением
Гонзагу трясло, как лист на ветру, лицо его посерело, от ужаса перехватило дыхание. А потому ответил за него Франческо.
— Мы слышали ваши условия. Нам они не подходят. Так что не сотрясайте воздух пустыми угрозами.
— Мессер, мои условия не для тебя. Я не знаю, кто ты такой. Не собираюсь обращаться к тебе и не желаю, чтобы ты говорил со мной.
— Если вы задержитесь здесь ещё на минуту, то с вами заговорят аркебузы, — и тут же скомандовал воображаемому воинству, слева от себя. — Аркебузы наизготовку! Запалить фитили! Ну, господин герцог, вы уезжаете или прикажете разнести вас в клочья?
В ответ послышался поток проклятий, перемежающихся угрозами в адрес Франческо.
— Приготовиться к стрельбе! — прокричал Франческо, и герцог, прервав речь на полуслове, поскакал прочь вместе с трубачом, а им вслед нёсся хохот Франческо.
Глава XVIII. ПРЕДАТЕЛЬСТВО
— Мессер, вы добьётесь того, что нас всех повесят, — пробормотал Гонзага, когда они спустились со стены. — Разве так говорят с принцами?
Валентина нахмурилась, недовольная тем, что Гонзага посмел упрекать её рыцаря. Но Франческо вновь рассмеялся.
— Клянусь святым Павлом, как, по-вашему, мне следовало с ним говорить? Прибегнуть к лести? Молить о пощаде, убеждать, что строптивую даму можно уломать и без помощи артиллерии? Нет, мессер Гонзага, мне это не подходит.
— Похоже, храбрость мессера Гонзаги убывает именно тогда, когда ей надобно возрастать, — заметила Валентина.
— Мадонна, вы путаете храбрость с безрассудством, — возразил Гонзага.
Вскорости оказалось, что не только Гонзага придерживается того же мнения, ибо во дворе к ним приблизился коренастый, заросший чёрными волосами наёмник. Звали его Каппоччо.
— Мессер Гонзага, мессер Эрколе, можно вас на пару слов, — и такой наглостью веяло от его обращения, что все остановились, а Франческо и Валентина, шедшие впереди, обернулись, чтобы послушать, что же он скажет. — Когда я поступал к вам на службу, вы дали мне понять, что рисковать шкурой не придётся. Мне сказали, что ни о какой войне не может быть и речи, в крайнем случае, возможна случайная стычка с солдатами герцога. В этом вы убеждали и моих товарищей.
— Это правда? — Валентина посмотрела на Фортемани, к которому, собственно, и обращался Каппоччо.
— Да, мадонна, — кивнул тот. — Но я повторял лишь услышанное от мессера Гонзаги.
— Значит, вы, — Валентина повернулась к Гонзаге, — прямо заявляли, что воевать им не придётся?
— Можно сказать, да, мадонна, — с неохотой признал Гонзага.
Долго смотрела на него Валентина.
— Мессер Гонзага, кажется, я начинаю понимать, что вы за человек.