Искатель. 1994. Выпуск №5
Шрифт:
— Ну, вы как? — выдавил я из себя.
— Просто с ног валюсь, док, — выдохнул, а вернее, прохрипел Хансен. — Но пока жив. Как, по-вашему, далеко еще?
— Мили три или около того, — ответил я.
Следующие двадцать минут мы раз пять взбирались на торосы, потом спускались вниз, и с каждым разом горечь очередной неудачи ощущалась все сильнее. Теперь я двигался, точно в беспробудном, полном муки и отчаяния кошмаре, а на Хансена вообще было больно смотреть: его шатало из стороны в сторону, словно побитого или пьяного. Как врач, я хорошо знал, что перед лицом крайней опасности даже у вконец
Повернувшись на запад, мы смотрели вдаль, пока не заболели глаза. Однако разглядеть хоть что-нибудь обнадеживающее нам не удалось.
— Взгляните-ка вон туда! — крикнул я. — На северо-восток. От нас четверть или полмили. Что-нибудь видите?
Хансен несколько минут всматривался в указанном направлении. Потом, покачав головой, сказал:
— Ничего. А что, по-вашему, там может быть видно?
— Черт его знает. Не могу сказать точно, но мне показалось — на верхней границе ледяного шторма что-то сверкнуло. Во всяком случае, снег там, по-моему, светлее, чем везде.
Прикрыв глаза руками от ветра, Хансен с полминуты всматривался в даль. Наконец он сказал:
— Ни черта не видать. Я уже целых полчаса напрягаю глаза. И все напрасно..
Вдруг в каких-нибудь четырехстах ярдах от нашего тороса, в том самом месте, где я только что видел призрачное свечение, сквозь толщу бурного снежно-ледяного потока в небо взметнулась сигнальная ракета. Оставляя за собой рассыпающийся шлейф из красных переливающихся искр, она взмыла на пять, а то и на шесть сотен футов.
Спустя десять минут мы были на борту «Дельфина».
Вот уже двадцать минут мы находились в тепле и уюте — недавнее напряжение как рукой сняло. Мы в двух словах поведали о своих приключениях, все были рады, что они закончились благополучно, и через какое-то время жизнь на подводной лодке снова вошла в свое привычное, размеренное русло.
— Вам крупно повезло, — улыбнулся Свенсон. — Ракета, которую вы заметили, была третьей и последней. Так что считайте, что родились заново и теперь у вас есть полное право праздновать свой день рождения два раза в году. Кстати, а как там Роулингс, Забрински и те, с «Зебры»?
— Два дня они наверняка продержатся, — ответил Хансен. — Пока с ними все в порядке. Хотя холод там стоит собачий и доброй половине из них необходимо лечение.
— Прекрасно. Все хорошо, что хорошо кончается. Наша полынья перестала смерзаться полчаса назад. Теперь мы можем спокойно погружаться. Правда, не сию минуту: мы установили причину поломки эхоледомера и предстоит чертовски сложная и тонкая работа, часа на два, на три. Отремонтируем — двинемся дальше. С исправленным эхоледомером мы тщательно сможем обследовать лед в окрестностях «Зебры», найти место, где он тоньше, выпустить торпеду и спокойно всплыть. Если толщина льда будет четыре-пять футов, сделать это несложно.
— Да, это уж точно, — согласился Хансен. Он уже допил свое снадобье — крепчайший «бурбон», — тяжело встал и потянулся. — Итак, снова за работу.
— Как вы считаете, мы должны…
— Плесните мне еще каплю «бурбона», капитан. Единственное, чего, признаться, мне недоставало последние несколько часов, так, это вашего чудесного лекарства.
Я подождал, пока он наполнит мой стакан, после чего продолжал:
— Думаю, нам не придется везти их с собой в Англию. Они не просто мертвецы — это груда трупов, обезображенных до неузнаваемости. Пусть лучше останутся здесь.
У капитана словно гора свалилась с плеч. Выждав немного, он сказал:
— А как со всеми этими системами обнаружения русских ракет? Они тоже сгорели?
— Понятия не имею — не проверял, — только и ответил я.
Скоро он сам убедится, что ничего подобного на «Зебре» отродясь не было. Я даже не мог себе представить, что скажет капитан, когда узнает, что вся эта история — сказка, которую я сочинил в Холи-Лохе, чтобы обвести вокруг пальца не только его, но и адмирала Гарви. Но теперь мне было решительно все равно. Я вдруг почувствовал себя смертельно уставшим, но заставил подняться на отяжелевшие ноги и, пожелав капитану доброй ночи, оставил его.
Когда я вошел в каюту Хансена, тот уже спал без задних ног, бросив где попало одежду. Я разделся, повесил амуницию на вешалку, а манлихер спрятал в чемодан. Потом забрался в койку и попробовал уснуть. Однако сон не шел. Слишком много тяжких мыслей кружилось в моей бедной голове. Я встал, надел рубашку, штаны и в таком виде направился на центральный пост. Я провел там весь остаток ночи, расхаживая из угла в угол и наблюдая, как два техника разбирали и собирали хитроумные механизмы эхоледомера, затем принялся читать поздравительные радиограммы, продолжавшие поступать из разных концов света, потом мы разговаривали с вахтенным офицером о том о сем и пили кофе — кружку за кружкой, — который варили тут же, на месте. Так пролетела ночь, а когда наступило утро, я ощутил себя свежим и бодрым, несмотря на то, что не сомкнул глаз ни на минуту.
За завтраком в кают-компании настроение у всех было приподнятое. Офицеры знали, что команда потрудилась на славу и весь мир по достоинству оценил мужество и отвагу американских подводников.
— Сегодня мы обойдемся без добавки кофе, — объявил Свенсон. — Люди на «Зебре» ждут нашей помощи, и мы не можем терять ни минуты. Уверен, мы спасем всех, однако сейчас их положение критическое — главным образом из-за жестокого холода. Эхоледомер починят через час — во всяком случае, я на это очень надеюсь. Так что скоро пойдем на погружение, а эхоледомер проверим на глубине. Потом заряжаем торпедные аппараты — двух торпед, думаю, будет достаточно. И берем прямой курс на «Зебру».
Через двадцать минут «Дельфин» уже был там, где ему и следовало быть, — на семидесятифутовой глубине ниже уровня моря, а точнее, ледяной шапки. А еще через десять минут, наскоро проверив исправность навигационных систем и сверив положение по штурманской карте, мы наконец легли на заданный курс. Эхоледомер снова был в полном порядке — он, как и прежде, со скрупулезной точностью вычерчивал изогнутые линии хребтов и долин на донной поверхности ледяной шапки. Капитан Свенсон удовлетворенно качал головой.