Искатель. 2009. Выпуск №10
Шрифт:
— Согласуют с послом… — ответил я, занятый одним: что отвечать Рыбакову.
В шесть вечера позвонил Рыбакову: «Говорит водитель Фоки… Семену Борисовичу стало дорогой плохо… Его госпитализировали… Врачи говорят — у него инфаркт», — и отключил сотовый, когда из телефона зазвучало: «В какой больнице?.. Где деньги?.. Векселя?..»
Я представлял, что творится на душе заместителя начальника отдела, но меня больше волновали мои проблемы.
Я прикидывал, сколько волгоградцы потратят времени,
Чтобы окончательно спутать им карты, я ночью набрал домашний номер Рыбакова.
— Он курит на кухне, — подняла трубку жена.
— Ничего, пригласите его! Это очень срочно… — заговорил через платок.
— Слушаю, — раздался хрип на другом конце провода.
— С вами говорит начальник службы безопасности концерна «СНГ-Лизинг»… К вам в Волгоград выехал наш президент Фока… Мы нигде его не можем найти… Дайте пояснение…
— Он, он, звонил, водитель… Больница… Инфаркт… — залепетал Рыбаков.
— Какая больница! Какой инфаркт! Вы похитили его… Вами займутся… Вы поплатитесь…
Я отключил телефон. Смахнул с микрофона платок.
Мне было и смешно и не до смеха.
Под утро я еще раз набрал номер Рыбакова и уже сослался на могущественную структуру:
— С вами говорят из ФСБ… — я ведь указывал свой адрес fsb. — Под нашей крышей находится концерн…
Как повел себя Рыбаков после такого, мне трудно предположить. Может, забился под стол, спрятался в тростниках на берегу Волги, залег на дно в самой глухой деревне, а может, отправил семью к родственникам и сам бросился в бега. Кто это знает.
Меня повергло в нокаут известие, в миг облетевшее колонию:
— Новый начальник… Полигрова забрали в столицу…
«Выцыганил должностенку», — чуть не скрутило меня.
Я упускал время, отбиваясь от Рыбакова. А мой основной вопрос повисал в воздухе.
Метнулся к Казакову:
— Пока вы начальник… Дайте команду выпустить меня в отпуск… Я вам… — вытащил пачку векселей. — Там пятьсот тысяч!
Я знал, что волевым решением Казакова меня могли выпустить из зоны.
— Это что, кредит из Уругвая? — не поняв, о чем идет речь, спросил Казаков.
— Да, из Уругвая… — поперхнулся я.
— Хорошо, — протянул Казаков.
— Отпустите в отпуск! — закричал я.
— Э, не… Я отпуск на себя не возьму! Это начальник…
— Но вы же еще исполняете его обязанности!
— Если бы, — подполковник показал бумажку с телетайпа.
— У-у-у, — провыл я, выбегая с пачкой из кабинета.
— Оприходуйте кредит в бухгалтерии! — раздался мне вслед голос подполковника.
— Еще чего…
Я успел сунуть пакет под линолеум в техотделе, когда за мной прибежали опера. Но ни просьбы отдать
В колонии целую неделю продолжался шмон. Перевернули все кровати, обыскали все станки в цехах, столы в заводоуправлении, залезли в вытяжные трубы в столовой, разобрали до винтика компьютер, отдирали даже обивку со стульев, но тщетно.
А меня перевели в казарму.
Однажды за мной пришли, дали пять минут на сборы, провели мимо окон техотдела, где хранился пакет с векселями. Я мысленно простился с ценными бумагами:
— Ждите меня, голубки!
Меня не покидала надежда вернуть их себе.
Утолкали в автозак и куда-то повезли.
Когда автозак остановился и распахнулась дверца, я увидел двор следственного изолятора.
Почему меня привезли сюда, до меня дошло, когда я оказался на очной ставке с Шатуном.
— Это все он, он, — вырвалось у Шатуна. — Он меня послал… Он меня заставил… Он хапнул…
— А ты? — огрызнулся я.
На очной ставке я узнал, что крестьяне обратились в правоохранительные органы. Их погоняли по милициям, прокуратурам, арбитражным судам, и вот делом занялся следователь.
Следователь мне рассказал, что когда Рыбакова нашли где-то за Уралом и сказали ему, что Фока Семен Борисович зэк и отбывает наказание, у него помрачилось сознание и он с нервным расстройством угодил в психушку. До сих пор лечится в суицидном отделении и беспорядочно кричит:
— Трактора… Аэробусы… Китай… Инфаркт… ФСБ…
В камере со мной оказались такие же сокамерники, которых было полно в зоне: хулиганы, грабители, наркоманы, убийцы. Меня мучило такое соседство и вдвойне гнало на свободу. Я искал пути, как выбраться отсюда.
Долго в голову ничего не приходило, пока…
Под моей койкой поселился парень, у которого назревал суд по краже.
Почитав его обвинительное, я сказал:
— Хочешь всю оставшуюся жизнь прожить не у себя в Сапоговке, а за границей на Канарах?
— Еще бы! — загорелся парень.
— Дам тебе сто тысяч, только ты…
О таких деньгах парень не слышал. Им в колхозе платили по три сотни рублей в месяц, и то нерегулярно.
Я дал ему расписку.
Для верности вечером сыпнул ему в чай снотворного, переложил его на свою верхнюю койку, а сам лег на нижнюю.
Когда за ним пришли:
— …на суд!
С койки поднялся я.
И направился к выходу.
Никто из сокамерников не вымолвил и слова: все были прицикнуты. Понимали, что, возмутись кто, я бы не оставил на том живого места.